Владимир Джатиев
Декларация о невиновности никого, кроме самого обвиняемого и его близких, в суде не волнует. Иллюстрация Depositphotos/PhotoXPress.ru
Не без общеполитической подоплеки судебные процессы в отношении теперь уже известных на всю страну Ильдара Дадина, Оксаны Севастиди, Евгении Чудновец стали предметом довольно широкого общественного внимания. Обществу предлагается различное объяснение их результатов, которые вряд ли разумно безоговорочно отвергать на фоне происходящих в стране сложных экономических и социально-политических процессов, опасно расслаивающих общество по многим вопросам (отношения к средствам производства, этнической и религиозной принадлежности, уровня доходов, безработицы и пр.). Нельзя не учитывать и предстоящие в 2018 году выборы президента Российской Федерации как фактор, обнажающий и обостряющий существующие социальные противоречия.
Власть, конечно же, не оставляет без внимания ситуацию, осознавая степень влияния на общественное настроение не столько обозначенных судебных перипетий, сколько будоражащих общество всевозможных интерпретаций, подталкивающих людей на различные и разной степени праведности (неправедности) протестные акции. В этом смысле символична реакция президента, Совета по правам человека при нем, Конституционного суда РФ, депутатов Госдумы, Общественной палаты, председателя Следственного комитета. В то же время надо понимать, что точечная позитивная реакция на следственные и судебные ошибки как средство успокоения общества имеет довольно ограниченный срок действия. В правоохранительной системе накопилось множество серьезных проблем, требующих безотлагательного решения.
Глубочайшей ошибкой был отказ от установления всех обстоятельств совершаемых преступлений (проще говоря, истины) путем всестороннего, полного и объективного их исследования в угоду благозвучной, заманчивой и одновременно вредоносной состязательности. В одночасье дознаватели, следователи, прокуроры и судьи были лишены конкретной целеустановки, а следовательно, и смысла своей профессиональной деятельности. Понимая пагубность подобного явления, председатель СК Александр Бастрыкин неоднократно публично предлагал вернуть утерянное. Но, как известно, одинокий голос легко теряется в пустыне.
Не облегчает положение и формальная приверженность принципу презумпции невиновности, согласно которому обвиняемый считается невиновным, пока его вина не будет установлена вступившим в законную силу обвинительным приговором суда; обвинитель обязан доказывать виновность обвиняемого; нельзя на обвиняемого возлагать обязанность доказывания своей невиновности; неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу. Я был свидетелем прилюдного признания выдающегося ученого, профессора В.М. Савицкого, автора конституционной формулировки данного принципа, что за одно это Бог простит ему все его грехи! К прискорбию, действующее законодательство не позволяет верить в искренность законодателя, который зачастую не ведает, что творит.
Не может следователь доказывать виновность обвиняемого в совершении преступления, не будучи уверенным в своей правоте. Закон и не настаивает на этом. Он только позволяет следователю ограничиться «кратким изложением» содержания доказательств, подтверждающих, на его взгляд, обвинение, и доказательств, на которые ссылается сторона защиты. А ведь доказывание, если придерживаться законов логики, это обоснование посредством суждения с использованием доказательств истинности утверждаемого знания о виновности обвиняемого в совершении преступления. Более того, современный следователь не умеет этого делать. Его этому никто и не учит.
Декларация о невиновности обвиняемого никого, кроме самого обвиняемого и его близких, не волнует. В редких случаях, когда информация о происходящих безобразиях становится предметом гласности, как в упомянутых случаях, свою озабоченность проявляют общественные активисты, привлекая к нему внимание широкой общественности с целью мотивировать власть к обеспечению законности. Это на бумаге написано, что обвиняемый имеет право знать содержание обвинения. На самом же деле копию обвинительного заключения обвиняемый получает после направления прокурором уголовного дела в суд. По окончании же следствия ему для ознакомления предоставляют материалы уголовного дела, естественно, без обвинительного заключения, будто его права и законные интересы могут быть нарушены этими материалами, а не незаконным и необоснованным обвинением. Отсутствие предмета опровержения, не считая голословного утверждения о его виновности в совершении преступления, содержащегося в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, вынуждает обвиняемого доказывать свою невиновность.
Состязательность уголовного процесса преподносится обществу как некий способ достижения истины по уголовному делу. Состязающимися сторонами представлены якобы равноправные обвинитель (государство) и обвиняемый (человек) при независимом суде, разрешающем спор. Это при том, что отношениям с участием государства категорически противопоказана какая-либо состязательность. Государство является гарантом прав и законных интересов человека. Обвиняемый же обращается к государству именно за защитой своих прав и законных интересов, нарушаемых тем же государством незаконным и необоснованным обвинением. По идее, государство, а точнее, его представители в уголовном процессе (дознаватель, следователь и прокурор как обвинители и суд), должны с благодарностью принимать любое обоснованное возражение и исправлять собственные ошибки. Между государством и обвиняемым, не нарушающими закон, состязания не может быть в принципе. Иное поощряет беззаконие с обеих сторон.
Вредоносно также заведомое рассмотрение прокурора как функционального обвинителя, осуществляющего некое уголовное преследование. Прокурор по своему изначальному предназначению – это человек, посредством надзорной деятельности обеспечивающий реализацию законов. В его восприятии другой человек может быть как виновным в совершении преступления, так и невиновным. Утверждая, что человек виновен в совершении преступления, прокурор воспринимается как обвинитель, утверждая же, что человек не виновен – как защитник. И получается, что обвинение – это всего лишь вслух высказанное прокурором знание о виновности обвиняемого в совершении преступления, которое у него сформировалось при проверке его законности, и подлежащее тому же доказыванию.
Обществу давно внушили, а специалисты никогда не оспаривали, что правосудие – это разрешение судом уголовного дела, по существу, на основе независимого его разбирательства. Поэтому трудно признать правосудием то, что сам законодатель называет «судебным заседанием без проведения судебного разбирательства». Имеются в виду так называемые особые формы судопроизводства при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением и заключении с ним же досудебного соглашения о сотрудничестве, которые исключают саму возможность формирования судьями собственного мнения по делу. Согласие обвиняемого на особую форму рассмотрения его дела судом к тому же поощряется существенным снисхождением при определении ему наказания. Правда, впоследствии он лишается права обжаловать приговор по мотивам несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным судом первой инстанции.
Тревогу от подобного правосудия усиливает официальная судебная статистика. Вот данные за 2016 год. В особом порядке рассмотрено 65,8% от общего количества уголовных дел, рассмотренных судами Российской Федерации. Количество же фигурантов этих дел составило 65,0% от общего количества подсудимых по делам, рассмотренным за тот же период. В особом порядке осуждены 53,7% и в том же порядке прекращены уголовные дела в отношении 11,0% подсудимых. В общей же массе осужденных лица, чьи дела рассмотрены в особом порядке, составляют 71,0%. А в общей массе лиц, дела которых прекращены, доля тех, чьи дела рассмотрены в особом порядке, составляет 49,4%.
Производство в проверочных судебных стадиях уголовного процесса также удалено от поиска истинных знаний по уголовным делам. Если раньше любой вышестоящий суд мог отменить все предыдущие судебные решения и для восполнения допущенных пробелов вернуть дело для производства дополнительного расследования, то сегодня этого уже нет. Обоснованность (мотивированность) процессуальных решений вовсе перестала быть предметом проверки.
Такова практика нескончаемого упрощения и ускорения осуществления правосудия.
Субъективизм в выборе судом размера наказания усугублен чрезмерным расширением пределов уголовно-правовых санкций (по ряду статей Уголовного кодекса РФ – до 15 и даже 20 лет лишения свободы).
Прокурорского надзора за законностью рассмотрения судами уголовных дел уже нет и в помине. Вместо принесения некогда грозных протестов прокурору позволено лишь жаловаться на суд.
Наивно ожидать от обвиняемого, осознающего свою вину в совершении преступления, быть заинтересованным в том, чтобы государство воздало ему должное. Но нельзя ему отказывать в ожидании того, чтобы государство не позволяло себе обходиться с ним вопреки закону. Этого и необходимо добиваться от государства посредством научного поиска, разумного законотворчества и практики неукоснительной реализации законов во избежание неприемлемого социального противостояния.
