Рождение магистралей

Жилые дома на Ленинском проспекте – один из символов сталинской Москвы. 1940 год. Иллюстрация из книги

Историк и москвовед Алексей Рогачев давно занимается темой столичного градостроения. В сфере его интересов – возведение зданий и сегментов города, строительные аварии, снос и перепланировка. Новая книга Рогачева о проспектах, появившихся в Москве в 30 – 60-е годы ХХ века. На первый взгляд тема локальная, узкокраеведческая: история отдельно взятых улиц. Но на самом деле главные магистрали столицы – это объекты особой важности. К ним приковано всеобщее внимание. Это лицо города, важнейшая деталь его имиджа. И разумеется, создание или реконструкция таких магистралей – всегда дело государственного значения.

В книге рассказывается о появлении улицы Горького, проспекта Мира, Кутузовского, Новокировского, Ленинского и Комсомольского проспектов. Автор начинает свой очерк издалека, ведет читателя в глубину истории. Рогачев делает важное в культурном отношении дело: на фоне бессчетно издаваемых в последнее время книг о доходных домах, дворянских усадьбах и памятниках авангарда обращает внимание на здания и архитектурные ансамбли в стиле сталинского ампира и советского модерна 60-х. Все это тоже неотъемлемая часть отечественного культурного наследия.

Это отнюдь не бесстрастное повествование. Алексей Рогачев критикует многие инициативы в области краеведения, градозащиты и топонимики. Например, волну возвращения исторических наименований начала 90-х годов он называет бестолковой деятельностью, вконец запутавшей москвичей.

Не любит он и чрезмерно пышный декор сталинских зданий. Так, проектировщики дома № 51 по проспекту Мира, по мнению автора, «находились под влиянием ренессансных пристрастий одного из самых влиятельных зодчих того времени Ивана Жолтовского, однако чувство меры им явно изменило». Итог: «тяжелый карниз с наводящим ужас выносом в 1,9 метра» получился неудачным, «арсенал декоративных деталей итальянского Возрождения» (выполненных в железобетоне) смотрится на здании нелепо. Пропорции нарушены, гармонии нет!

На одном из будущих советских проспектов когда-то стояли Крестовские водонапорные башни-близнецы 1896 года постройки («крестовские монстры», по выражению автора). «Отделанные в духе средневековых крепостей, они вызывали малоприятные ассоциации с башнями московской Бутырской тюрьмы», – уверяет автор. Ему совершенно не жаль, что их снесли перед войной, выпрямляя трассу. Изначально это была 1-я Мещанская улица, но сразу после Фестиваля молодежи и студентов 1957 года ее переименовали в проспект Мира. «В первые годы после окончания зданий перед их фасадами еще торчали старые двухэтажные домики – остатки жалкой застройки бывшей Троицкой дороги. К счастью, сегодня на всем протяжении проспекта не осталось ни одного следа этой старой, затхлой Москвы», – пишет Рогачев в этой главе.

Алексей Рогачев. Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990 гг. – М.: Центрполиграф, 2015. – 448 с.

Сколько написано о сносе старинных зданий в советское время и в наши дни! Но, как напоминает Рогачев, и прежде в городе ломали, притом весьма энергично. Перед Первой мировой войной участок на Тверской улице, где стояло здание университетского благородного пансиона (в нем воспитывались Лермонтов, Грибоедов, Баратынский, генерал Ермолов и другие великие сыны Отечества) перекупило страховое общество с громким именем «Россия». Оно, как пишет автор, «без всякого сожаления снесло интересный памятник русской культуры и затеяло на его месте строительство грандиозного комплекса доходных домов». Правда, война остановила реализацию плана. А в 20-е годы на пустующей площадке построили Центральный телеграф.

Через некоторое время за эту улицу взялись сталинские проектировщики: «Правильный выбор трассы позволил расширить улицу за счет малоценных, в значительной степени выработавших свой ресурс строений». Самые же ценные из них, напоминает автор, не сломали, а передвинули в глубь улицы. И в 1938 году, продолжает историк, узнать улицу стало невозможно. «Вместо узкого и кривого проезда, зажатого обшарпанными стенами невысоких домов, перед зрителем открылся широкий проспект. На месте 22 домовладений, располагавшихся вдоль улицы от Охотного Ряда до Советской площади, поднялись всего два здания-гиганта». Эти жилые дома, построенные архитектором Мордвиновым, автор в целом считает удачными. Ну хоть что-то ему нравится!

В том же стиле Рогачев повествует о Кутузовском проспекте и Новом Арбате. К 30-м годам старая застройка Дорогомиловской излучины «выглядела крайне жалко» даже на фоне окрестных районов – Пресни и Плющихи. Градостроители, круша старые дома в Кречетниковском переулке и близ Бадаевского пивзавода, прорубили широкую современную магистраль. Для Новокировского проспекта пространство тоже расчищали при  помощи бульдозеров и стенобитной техники. В целом этот проспект, уверен автор, «стал средоточием многих существенных градостроительных просчетов». В частности, неверным оказался выбор его ширины: парадная магистраль почти все время пуста. Зато здесь можно проводить разные общественные массовые мероприятия – от политического митинга до парада старых автобусов. Находящееся здесь конструктивистское здание Наркомзема, по мнению Рогачева, не дань Алексея Щусева господствовавшей в 20-е годы моде, а подлинный архитектурный шедевр. А вот сооружение в наши дни многоэтажного здания офисного центра на проспекте Сахарова сердитый автор призывает «расценивать как настоящее градостроительное преступление».

В целом реконструкция Москвы и прокладка проспектов спасли центр города от неминуемой деградации, резюмирует автор. По его словам, на фоне огромного уничтожения ХIХ – начала ХХ века объем сноса советских времен выглядит просто незначительным; да и нельзя было законсервировать старую Москву, превратить ее в музей под открытым небом. Проспекты приостановили, а затем и полностью прекратили «расползание страшного пятна трущобной застройки, которое к началу ХХ века полностью затянуло московские окраины и вплоть до 1930-х годов продолжало захватывать все новые территории», читаем в финале книги. Многие исследователи московской старины с рядом выводов Рогачева, пожалуй, не согласятся, но его эрудиция и дотошность вызывают уважение.