Пушки и музы

Нашкрым или Крымнаш? Фото Евгения Никитина

Не сравниваю, конечно, но споры об антологии «НАШКРЫМ» зашкаливают, и я не удивлюсь, если в своем крещендо они подтянутся к скандалу вокруг «Левиафана». Пусть преувеличиваю, пусть гипербола – какой книжный текст может тягаться с экранным искусством! А лично меня тянет на скандалы, как (сравнение опускаю), меня даже как-то обозвали печатно «человеком-скандалом», тем более этому я если не зачинщик, то подливаю масла.

Вот как все произошло.

Замысел коллективной книги стихов «НАШКРЫМ» возник на моих глазах если не по причине, то ввиду моего давнего знакомства и временами тесного литературного сотрудничества с одним из инициаторов этого проекта – нью-йоркским поэтом и журналистом Геннадием Кацовым. У нас с ним много точек схода – творческих, идеологических, человеческих. Ну, взять хотя бы редкую все-таки теперь среди литературной братии любовь к ИЗО, которую я реализую с помощью эссеистики, а Геннадий – путем стихосложения и даже выпустил отличную книгу своих поэтических комментариев к произведениям живописи «Словосфера». Два других составителя сборника «НАШКРЫМ» – Рика Кацова и москвич Игорь Сид, теоретик и практикант геопоэтики.

К проекту «НАШКРЫМ» я отнесся с любопытством и сочувственно по многим причинам, включая топографические: в детстве я гостил у родственников в Симферополе, в юности исходил Крым с рюкзаком за спиной вдоль и поперек, а в молодости, будучи уже членом Союза писателей, регулярно наезжал в Коктебель, своего рода первоузел, с которого все и началось. Имею в виду свое знакомство, а потом дружбу с москвичами Евтушенко, Слуцким, Окуджавой, Искандером, Алешковским, пусть те и были меня старше, иногда намного. Они читали мне свои непечатные стихи и давали читать непечатные рукописи, да и у меня было чем с ними поделиться: они первые читатели моих «Трех евреев», которые тогда еще назывались «Романом с эпиграфами».

Короче, получив по электронке приглашение на презентацию книги «НАШКРЫМ» в Бруклинской библиотеке, мгновенно разослал его своим корреспондентам urbi et orbi – то бишь, по городам и весям нашей глобал виллидж, а сам углубился в чтение пилотного экземпляра.

Не тут-то было!

На экране моего монитора все чаще высвечивался желтый конвертик – пошли отклики на пересланное приглашение. Опускаю формальные благодарности либо, наоборот, претензии друзей-поэтов, чьи крымские стихи не включены в эту книгу. Пока вдруг на моих глазах вихри враждебные не закрутились вокруг этого, казалось бы, сугубо поэтического сборника.

НАШКРЫМ. Поэтическая антология: Axis aestheticus mundi Tauricam transit/ Сост. Игорь Сид, Геннадий Кацов, Рика Кацова. – Нью-Йорк, КРиК, 2014. – 288 с.

Нет, я был, конечно, в курсе споров о конъюнктурной уместности/неуместности этой книги, которая оказалась в политическом контексте, когда Крым из одних рук перешел в другие. Но чтобы до такой степени! О эти страсти роковые! Я-то воспринимал название по противоположности: не КРЫМНАШ, а НАШКРЫМ: первое – под вопросом, второе – вне сомнений.

Название книги – вызывающе пародийно, тем более ее подзаголовок «Из геополитики в геопоэтику», но и провокативно тоже. В добрых, то есть аполитичных, намерениях составителей и 120 авторов книги сомневаться у меня нет никаких оснований, однако легко могу представить утилитарное использование этой книги крымнашскими патриотами, а отсюда уже опасения тех, кто придерживается противоположных взглядов. Однако лично я, пролистав книгу, примет госпатриотизма не обнаружил, потому что даже стишок поэта Александра Кушнера «Конечно, русский Крым, с прибоем под скалою…» следует рассматривать все-таки как рой неумолчных литературных реминисценций, а не как политическую листовку: Кушнер – все-таки не Юнна Мориц, а русский Крым – это не российский Крым. Есть разница между родиной и отечеством, как между матерью и отцом.

Комментарии требуются?

Скорее, чем об ура-патриотизме, думаешь о patriotisme de clocher, для кого Крым – малая родина, как для тех же Игоря Сида и Геннадия Кацова, рожденных соответственно в Джанкое и в Евпатории, или для кого Крым – вторая родина, хотя родина по определению может быть только одна: для того же Макса Волошина (Коктебель) или Александра Грина (Старый Крым). Предпочел бы цитировать классиков, а не авторов рецензируемой книги. Потому что процитировать хотя бы одного – неизбежно в урон и в обиду 119 другим, на что у рецензента нет никакого морального права. А потому мне остается только определить мотивы, общие для всех (или почти всех) участников этого поэтического травелога, которых разъединяют госграницы (Австралия, Америка, Европа, Израиль, Россия, Украина и далее повсюду), зато объединяет языковая alma mater: все пииты независимо от гражданства и места проживания – русскоязычники. Вот-вот: центр – повсюду, а поверхность – нигде. Ссылка на Николая Кузанца нужна?

Я бы сказал, что даже не краеведческая привязка к крымским достопримечательностям, пусть и с эмоциональной окраской, объединяет этих разностильных и разновеликих стихотворцев, но лирический, чувственный, юношеский (независимо от паспортного возраста) драйв. Так объясняются в любви, убалтывая женщину/мужчину. У меня был приятель, который говорил, что ему достаточно предъявить удостоверение члена Союза писателей, и за ним любая пойдет. Повсеместно известна история с популярным композитором, пенек, урод уродом, все удивлялись его успеху у женщин. «Мне главное дотащить их до рояля…» – объяснял он.

А чем брал альфа-самец Бродский, вокруг которого женщины клубились, сам свидетель, как не чтением своих «стишат», эманацией его гения? Гений здесь, понятно, не в смысле высшей степени таланта. Можно заменить на «демона» или «демонов» в сократовском смысле. А отсюда уже гений места, пусть и низшее в римской мифологии божество. То есть гений – покровитель места действия разбросанных по этой замечательной книге с полтысячи стихов, стишков, стишат, стихотворений: снижающие синонимы, дабы одомашнить, а потом возвысить поэзию.

Крым, понятно, не женщина, а стихи – не павлинье оперение, да и любовь, если крепко призадуматься, улица с односторонним движением – от объекта к субъекту с вовсе не обязательным обратным потоком. Я всегда думал, что одной любви вполне достаточно на двоих, а взаимная любовь, может быть, даже too much. По Платону, любящий божественнее любимой/-го. Это в утешение тем, кто так и не дождался ответной любви.

Крым – как pozzo sacro, святой источник любви и вдохновения, как М/муза, без разницы, с большой или с малой буквы. Поэтому даже повторы топографических, географических и исторических имен в разных стихах воспринимаешь спокойно, без толики раздражения – как неизбежность. Ну, как например, умбрийские дали у Александра Блока и Вячеслава Иванова. А если собрать в одну книгу стихи, посвященные Венеции, или Петербургу, или Парижу? Крым стоит того ничуть не меньше на семантическом, символическом, эмблематическом, эстетическом, каком угодно уровне, но главное все-таки на чувственном уровне, на котором поэтов этой книги поджидают самые большие удачи.

Нет, не камень в сторону рацио, но есть много вещей, мой друг Горацио, что вашей философии не снились. Если даже такой умный человек, как Гамлет, признает примат чувства над разумом, то нам сам Бог велел.

Итак, соблазн цитирования автором преодолен. Признаюсь, с трудом, так много замечательных стихов в этой замечательной книге. Чего мне в ней не хватает, так это иллюстраций. Ну, само собой, Айвазовский, Куинджи, Левитан, Волошин – шпарь, читатель, дальше сам без особого напряга памяти. Мне кажется, такие картинки были бы важнее фотопортретов авторов, которые украшают обе обложки книги и от которых рябит в глазах. Тем более поди разбери, кто есть кто. Почище загадки сфинкса.

Однако цель достигнута: когда говорят пушки и даже ракеты «Град», музам совсем необязательно помалкивать. А мой приятель Сережа Довлатов говорил, что поэзию трудно истребить – ее можно прятать в кармане и даже за щекой. А теперь, в наше интернетное время, и прятать не надо. Больше того, спрятать ее уже невозможно. Нет, я не настолько наивен, чтобы надеяться, что музы заставят замолчать пушки и красота спасет мир. Не спасет. Но пушки и ракеты поржавеют и превратятся в металлолом, геополитика уже сейчас анахронизм, а слово – единственное, что может победить время.

Верую потому, что абсурдно.

Нью-Йорк