Николай Климонтович
Мы – нормальные ребята!
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Мероприятия эти не транслировало телевидение и не освещала пресса, но они – были. Существовал феномен «советского рок-н-ролла», а вовсе не только один-единственный комсомольский рок-мюзикл «Орфей и Эвридика» и ансамбль «Дружба» с Эдитой Пьехой... Существовало целое подпольное рок-движение. Проводились по клубам полулегальные так называемые рок-сейшны, и там были свои звезды, свои фаны и свои кумиры.
Рок-н-ролл тогда был жив и потреблялся в нашей стране преимущественно золотой молодежью, по-нынешнему vip-детками. Когда заиграли первые пластинки «Битлз», в СССР никому не могло прийти в голову, что ритм энд блюз – музыка сугубо демократическая, если не сказать – музыка низов. Поскольку у нас в стране в отличие от монархической Англии государством правили кухарки, то кухаркины дети, не зная, конечно, как переводится these were the hardest nights, не понимали, что речь идет о простых рабочих парнях. В конечном итоге англоязычная и зачастую революционная музыка плебса здесь становилась «музыкой богатых». Кроме того, советские яппи одевались как английские шахтеры, искренне полагая свой прикид высшим шиком. Впрочем, ровно то же самое происходило и в США, но на более осознанном уровне: в США культивировались демократические ценности, у нас – негласно – «аристократические», что неминуемо приводило к карикатуре и фарсу. Одними из первых московских рокеров стали: внук знаменитого, сталинского еще, министра сосисок и, чуть позже, сын московского архитектора проспекта имени того же дедушки Калинина. То есть представители золотой, а не угледобывающей молодежи. Но именно они впервые запели собственный рок на собственном языке, стали основоположниками.
Эта странная травестия – узурпация зарубежной плебейской музыки здешним хай-классом – должна была рано или поздно выявиться и раствориться в новых тенденциях. Что и произошло в эпоху предыдущего президента. VIP-дети стали слушать более рафинированные звуки; на долю большинства остался коктейль из попсы и блата: кто сказал, что мы дегенераты, мы не виноваты, мы нормальные ребята. Именно это и продемонстрировала шестидесятитысячная полуголая толпа, собравшаяся жаркими августовскими денечками на берегу Волги-матушки попить пивка. И стало ясно, что все окончательно встало на свои места. Эта сугубо эгалитарная и провинциальная тусовка отлично проиллюстрировала, что такое нынешний русский рок. Все вернулось на круги своя: в то время когда «продвинутая» молодежь слушает на Канарах в клубах отменный джаз, живя в приличных отелях, другая молодежь спит вповалку в палатках и слушает про то, что они не дегенераты.
Мероприятие почти государственное, освященное. Потому что изначально рок-н-ролл, пусть потом и перекупленный, нес все-таки пафос революционный. Это были «песни протестов», это была музыка нонконформизма. Именно полнейшая конформность этого самого «Нашествия» и делает это действо до невозможности пресным. Как, впрочем, и лужниковские «Крылья». И никакие потуги скандального «Ленинграда» погоды не делают: энергия ленивого хулиганства – лишь вялый эрзац пафоса настоящего протеста.
Вернемся-ка лучше в молодость, где всегда уютнее неюному человеку. Тогда о рок-сейшнах говорили на ухо, передавая сведения о времени и месте от одного к другому. Так некогда большевики собирались на маевки. Поначалу эти несанкционированные концерты были бесплатными – с рук на руки передавали некие обрывки бумаги, служившие контрамарками. И участники, и слушатели всегда были готовы к тому, что милиция накроет мероприятие и устроит облаву. Это случалось. Но никто не боялся, неся в себе мужество бунтарей. Последнюю фразу я произнес не с иронией, но с ностальгией.
Движение стало стремительно гибнуть, когда нашлись ловкие ребята, которые стали им торговать. Ловкачей посадили, им сочувствовали, как мученикам идеи, а я и поныне считаю, что все было вполне справедливо: пусть им по приговору вменили статью «за спекуляцию», но по высшей сути они понесли кару за профанацию и продажу неподцензурности и свободы.
Мне скажут, что нынче не времена для протеста, ведь все и так очень хорошо: от реформы ЖКХ до отмены начальника Генштаба. А я скажу, что дело не в историческом времени и не в прекрасности жизни при том или ином режиме, а – в вашей юности и чести. И если в двадцать лет вы не бунтуете – вас мало. Не вас во множественном числе, но именно – вас. Самый яркий и близкий пример: культ Виктора Цоя, который пел как раз во времена всяческих надежд, реформ и просветов. Голос его был, может, и негромок, но он был – бунтарь. Нынче в село Эммаус он, думаю, не поехал бы.
