Дмитрий Квон
Екатерина Силина, 'Механика мышления-2'.
Источник: Каталог выставки художников-графиков 'Все в мире относительно'
«Свобода приходит нагая / Бросая на сердце цветы / И мы, с нею в ногу шагая / Беседуем с небом на ты». Нет в мире слов более противоположных свободе, чем эти простодушные строки Велимира Хлебникова. И нет слов более афористически точно и кратко выражающих революционный пыл любителей мировых катаклизмов и потрясений – этой не знающей конца череды энтузиастов и сумасшедших (Марат и Камиль Демулен, Сен-Жюст и Максимилиан Робеспьер и прочие персонажи великой французской революции, Бакунин и Сергей Нечаев, Маркс и Энгельс, Ленин и Троцкий, Муссолини и Гитлер, Кастро и Че Гевара, воины ИРА и баскские борцы за независимость, антиглобалисты и бенладенисты и т.д., и т.д., и т.д.), во все века несущих миру кровь и пьянящее чувство абсолютного безразличия к отдельной человеческой жизни.
Приходится о с грустью признать, что двадцатый век – это век торжества всех перечисленных персонажей. Торжество это – знак полного поражения Свободы, понимаемой не как знамя взбесившихся плебеев и неудачников, уничтожающих тиранию патрициев и счастливчиков, а как фундаментальное право каждого человека быть самим собой и иметь ту физиономию, с которой он родился. Такое понимание свободы однажды посетило Европу в эпоху Возрождения, но затем оно сменилось идеями Просвещения, Порядка и Красоты, благодаря которым XX век и числится Веком-зверем.
Эти идеи и сейчас правят миром, все время ставя его на грань мировой катастрофы. И все же есть в истории прошлого века две светлые страницы, греющие сердце любого, склонного к свободным и независимым суждениям человека. Именно они помогают сохранить за Свободой ее первозданный, «возрожденческий» смысл, казалось бы, навсегда утраченный в кровавых революциях и тоталитарных ужасах XX век. Они совсем разные, две этих страницы, хотя и писались историей, как ни странно, в одно и то же время. Одна относится к точной науке физике, другая же – к не имеющей никакого отношения к точным наукам литературе. И писалась одна во вполне благополучной и буржуазной веймарской Германии, которой еще предстояло узнать все прелести фашизма, а вторая в полуголодном, но уже упивающимся своим социалистическим бытием Советском Союзе.
Та что связана с физикой – это квантовая механика, создание которой завершило строительство современной физической картины мироздания. Вот как она создавалась в Геттингене: «И вот такое воспроизводство людей в Геттингене шло необычайно быстро. Чем же это достигалось? Во-первых, дикая академическая свобода. Никто никогда не был обязан ничего делать, если он не хочет. Поэтому – только по настроению: кто умеет рывками работать – пускай рывками работает, кто хочет зубрить – пускай зубрит, кто хочет с девочками гулять на Айнберге – пускай с девочками гуляет» (из рассказов Юрия Борисовича Румера, выдающегося советского физика-теоретика, ученика одного из создателей квантовой механики Макса Борна). Квантовая механика рождалась в атмосфере такой как интеллектуальной, так и политической свободы, какую сложно представить даже сейчас в эпоху глобализации.
Можно еще прочитать мемуары нобелевского лауреата по физике Вернера Гейзенберга, чтобы увидеть и убедиться в этом уже из свидетельств не только одного из создателей квантовой механики, но совершенно другого, типично немецкого человека, чтобы понять, что строили квантовую механику не только гении Интеллекта, но и гении Свободы. К примеру, вот что говорил Нильс Бор своему младшему собеседнику Гейзенбергу в 1922 г.: «В Англии, наоборот, уважают того побежденного, который способен быть великодушным к победителю, способен признать свое поражение и переносить его без всякой горечи. Это, пожалуй, дается тяжелее, чем великодушие победителя. Но побежденный, способный вести себя подобным образом, тем самым уже как бы снова поднимается до ранга победителя. Он остается свободным среди других свободных». Какая свобода суждений! И какое веками усвоенное понимание настоящей Свободы!
Потом в Европу пришел фашизм, потом война, потом мир, победивший фашизм, но регламентация была уже во всех порах европейского организма, и краткое мгновение создания квантовой механики навсегда останется самой светлой страницей в истории Европы XX век, которая не вернется никогда. Но и в тоталитарном Советском Союзе, где, казалось бы, «и всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных», тоже была написана страница Свободы. Ее авторы обэриуты. Если вы прочтете дневники и письма Даниила Хармса (30 декабря исполнилось 100 лет с его рождения), не говоря уже о его произведениях, то с удивлением обнаружите в них полное отсутствие каких-либо признаков советской действительности. Есть рассуждения о любви, голоде, рассказ о путанице при покупке театральных билетов или лодочной прогулке с приглянувшейся красавицей, есть иступленное ожидание гонорара. Есть наконец полный неповторимой хармсовской интонации то ли юмор, то ли бред, из которого выступает картина полного абсурда и безумия мира. Но не потому, что везде царит Советская власть, а потому что мир сам по себе абсурден и безумен: «Елизавета Бам, вытянув руки и потушив свой пристальный взор, двигайтесь следом за мной, храня суставов равновесие и сухожилий торжество», «Пришли дни моей гибели. Говорил вчера с Андреевым. Разговор был очень плохой. Мы голодаем. Марина слабеет, а у меня к тому же еще дико болит зуб», «Марина лежит в жутком настроении. Я очень люблю ее, но как ужасно быть женатым».
Вот как обэриуты писали о своем методе: «Даниил Хармс – поэт и драматург, внимание которого сосредоточено не на статической фигуре, но на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях. В момент действия предмет принимает новые конкретные очертания, полные действительного смысла. Действие перелицовывается на новый лад, хранит в себе "классический" отпечаток и в то же время представляет широкий размах обэриутского мироощущения». А так описывается электрон в учебнике «Квантовая механика» Ландау и Лифшица: «Если электрон приходит во взаимодействие с «классическим объектом», то состояние последнего, вообще говоря, меняется. Характер и величина этого изменения зависят от состояния электрона и поэтому могут служить его количественной характеристикой».
Вот уж действительно – «Бывают странные сближения»...
