Елена Семенова
Поэты читали стихи морю и скалам.
Да, поэты и прозаики должны приехать вот-вот. В Коктебеле погода шепчет – температура воздуха до +30, вода +25. Как со смаком отметил шофер, везший нас из Симферополя и купивший нам ящик сладчайших медовых персиков, «можно плавать в воде, как жаба». Литераторы должны приехать, но они еще пока в далеком аэропорту. А мы уже сидим на туристском пляже, и я читаю стихи крымчанину Алексею. Он высокий, стройный, с щегольски выстриженными косыми строчками баков, небольшим ртом, в котором светятся ослепительно белые зубы. Леше нравится стихотворение «Поцелуй», и он начинает литературно-практический семинар. «Погоди-погоди, как тут у тебя сказано? «Это сорванная сосулька – щемящий вкус и шершавость»? Стоп, давай проэкспериментируем?» На глазах изумленных друзей проверяем «щемящесть», «шершавость» и прочие эпитеты. Вот так да, никогда такого живого семинара не было. Здесь же, на нудняке, появляются новые знакомые – ролевики Саша и Наташа. В прошлом году зачали здесь ребеночка, и вот – нянчат четырехмесячную малышку Илларию. Просят программу, хотят попасть на «Волошинский сентябрь».
А приехавшие поэты звонят к полуночи: «Идешь купаться к Карадагу?» Ну что ж, можно и к Карадагу. Как выясняется, литераторы не хотят налево, где нудняк, где так называемая зеленка, на которой гнездятся дикари с палатками. Они, видите ли, ходят направо, где чище вода и ближе к заповеднику, к выветренному в скалах профилю Волошина. Но в этом тоже есть свой щемящий квест. Темнота. Беспорядочной гурьбой лавируем в лабиринтах домов, построек, спусков, подъемов, лестниц. И вот наконец последняя лестница, спуск на галечный пляж, торчат ржавые штыри бывшего тента. Кто эти люди вокруг? Я их пока не знаю. Точнее, не всех. Но знаю, что все они причастны к великой русской литературе. Тут поэтесса Матасова, писатель Даниэль Орлов и другие. Кто разделся – в темноте не различить.
 |
| Инсталляция из коктебельских камушков.
Фото автора |
Утро. Козье молоко. Сначала холодное и как бы водянистое, потом по мере согревания обретающее глубокий ореховый привкус. Радушная торговка с золотым зубом продает его на базаре. Пью его, и оно как будто промывает мозг и тело. Пытаюсь поить кошек на набережной, с трудом находя бумажный стаканчик. Топчусь в парке Литфонда, у «Литкафе». И вот второй поэтический сигнал. Неожиданно рядом возникает поэт Валерий Лобанов. Какая радость видеть знакомое лицо среди жаркого, вовсю курортного Коктебеля. С Валерием его дивная искрящаяся жена Ольга, врач и художница. У нее с собой альбом с репродукциями ярких наивных картин. И – убегаем по аллее парка Литфонда в разные стороны. Мы еще встретимся. Все только начинается. На мне уже футболка с портретом Максимилиана Александровича, а живу я в пансионате «Творческая волна» с журналисткой и поэтессой Женей Коробковой.
Где ядро фестиваля? Конечно, во дворе Дома-музея Волошина. В глубине, там, где установлен, наверное, лучший памятник поэту скульптора Ивана Коржева, натянут белый экран. Через весь двор – ряды синих пластмассовых стульев. На залитой жарким солнцем набережной течет жаркая курортная жизнь: купальники, гирлянды сувениров, лавки с крымскими маслами, вино, мадера и коньяк, за белой балюстрадой ослепительная гладь моря. А здесь – писатели и поэты со всей России и не только, здесь властвует литература. Волной игровой звукописи «сносит» куратор фестиваля авангардной поэзии «Лапа Азора» Евгений Харитонов, выстраивая ассоциативные этажи смыслов. Рукописи стихов – как нотные партитуры. В финале сминает листы и в экспрессии бросает о землю. Руководитель проекта «Русский Гулливер» Вадим Месяц читает жестко, напористо, энергетично: «Коробка из-под трусов, полная анаши./ Закрой на замок засов – отчаливать не спеши./ И памяти не поверь, немного у ней ума:/ увидишь в окошко Тверь, а думаешь: Кострома». Алексей Остудин из Казани взрывает воображение образами: «Береза варикозной картой мира качается на ржавых проводах», «Расползлась корневая система метро и свисает лапшой из тарелки». Вдруг на меня налетает цветной дружественный вихрь – это только прибывшие Боря Кутенков и Клео Ширшова.
Просто невозможно охватить все вечера, презентации, чтения, что рассыпаны на разных площадках – в «Творческой волне», на веранде-крыше одного из отелей, в кафе «Богема». Поэты парами, группками курсируют от места к месту, цветными стеклышками соединяясь, сплетаясь в единый орнамент. Поэт и прозаик Михаил Стрельцов из Красноярска, поэты Гера Власов и Юлия Белохвостова вместо знаменитой коктебельской «каменной болезни» подхватили «шляпную эпидемию»: мелькают сочными мазками шляп. У всех семь пятниц на неделе, все тянут в разные стороны. Валерий Лобанов показывает всем, где делают дешевый кофе. Поэт Вадим Жуков старательно рекламирует мускатное вино, но постепенно переходит на коньяк. На ночной набережной Михаил рассказывает мне о своем проекте «Стихи на автомобилях». Вот-вот начнется презентация поэтического альманаха «Паровозъ» во главе со Светланой Василенко: можно будет почитать стихи там, а потом на джем-сейшне московских поэтов. И снова, уже в ночном хороводе поэзии кружат Александр Радашкевич из Парижа, Вальдемар Вебер из Германии, Юлия Белохвостова, Яна-Мария Курмангалина, Сара Зельцер, Борис Кутенков, Анна Маркина и многие-многие…
В полдень работают мастер-классы. На поэтическом, который ведут поэты Владимир Салимон и Александр Переверзин, обсуждают подборку Элины Суховой: «Паром дизельком гудит, как примус» – слишком перегружено; да и как это паром гудит, когда он скорее пыхтит; «Трава шершава под спиною» – как трава может быть шершавой? И так далее. Спорят о верлибре. О том, что рифмованный стих и верлибр не могут вступать в противоречие, это как две секты, скажем, молокане и адвентисты седьмого дня. Сект много, а бог поэзии один. Вспоминают определение верлибра Алексея Цветкова: «Это когда стакан убрали, а вода стоит». На мастер-классе по прозе веселее, свободнее. Светлана Василенко и Михаил Стрельцов дают важные советы. О том, что нужно «мыслить книгой», а не рассказом, о том, что нужно давать рассказу точное название, не быть «завороженным своей интонацией», о том, что сюжеты без жизненных наблюдений – банальны.
Фест не был бы праздником без забавных задумок. Первая – это традиционный заплыв поэтов на приз журнала «Октябрь». Приз – публикация в журнале. Комизм действа в том, что рукопись во время заплыва закрепляется на теле и не должна намокнуть. Каких только вариантов не придумывают: свернутые вчетверо или в трубочку листочки закрепляют на кепках, на поясе и другими способами. Участвую в заплыве и я: упакованную в пакетик рукопись запихиваю в бейсболку. Заплыв проводят в «женском» и «мужском» разряде. Учитывая спортивную подготовку литераторов, дистанция – каких-нибудь метров 15. Нужно оплыть Ирину Легонькову, прилежно изображающую буек, и вернуться обратно. Все происходит стремительно: свисток, забег, бултыханье, месиво морской воды. Лишь устремясь к берегу, понимаю: меня обходят буквально на «корпус». Побеждает худенькая спортивная липецкая поэтесса Татьяна Скрундзь. Второго места, увы, в конкурсе не предусмотрено. В мужском разряде все более предсказуемо: первым достигает берега спортивный гигант – организатор карельского литературного фестиваля «Петроглиф» Владимир Софиенко. Но – благородно дарит победу коллеге – карельскому литератору.
Что еще? Трудно все перечесть. Турнир поэтов, где нужно «досочинить» строчки из поэта Александра Кабанова, например, вот такие: «Да что мы все о птичках да о птичках», традиционная экскурсия по Дому-музею М.А. Волошина, поэтическое восхождение на Карадаг и на Кучук-Енишар – гору Волошина, где поэты Павел Маркин (Еж) и Марина Хоменко выложили имя Волошина из камешков. Как известно, поэт завещал, чтобы друзья приносили на его могилу не цветы, а камни. И, конечно, кульминация действа – Церемония награждения победителей Волошинской премии в различных номинациях в местном ДК, и в последний день под самую завязку – выступление творческого дуэта «Коровин и Фагот» (Андрей Коровин и Александр Александров), где Андрей читал стихи поэтов Серебряного века и свои под аккомпанемент всевозможных музыкальных инструментов в исполнении Фагота. Двор Дома-музея Волошина был забит публикой до отказа. И – поскольку финал совпал с Днем Коктебеля – в темном небе над морем расцвел фейерверк, дополнивший торжественную коду фестиваля.
Коктебель–Москва
