Мария Давыдова
Стоит забросить дачные грядки – и сразу лес густой. Фото Евгения Никитина
Про Петра I
Петя плавает по таблице умножения вольным стилем.
Бабушка по телефону повторяет с Петей таблицу умножения.
Я офлайн повторяю с Петей таблицу умножения.
Старший брат по прозвищу Злой и Страшный, прозванный так за свою исключительную доброту, повторяет с Петей таблицу умножения.
Петя по-прежнему плавает по таблице умножения вольным стилем.
Наконец я не выдерживаю и сердито провозглашаю:
– Между прочим, Петр I терпеть не мог неучей и собственноручно порол их розгами.
Из каких глубин подсознания неожиданно вынырнул царь-батюшка, мне самой совершенно непонятно.
Петя озадачен:
– И взрослых порол?
– Порол!
– А детей?!
– Ха! Детей тогда вообще пороли все кому не лень. По-другому просто не воспитывали. Особенно мальчиков, – добавляю я мстительно.
Пауза: Петя обдумывает услышанное.
– Мам, а если бы ты жила в те времена, ты бы меня порола?
Теперь уже я обдумываю услышанное.
– Между прочим и к твоему сведению: мамы вообще существуют не для этого! Мама не должна пороть мальчика. Для этого существует (пауза)...
Петя (подхватывает): – Петр I!
Черная метка
По предмету под названием «Окр. мир» велели принести цветочный горшочек (!), землю, газетку и семя все равно какого растения. Предположим, горшочек. Газетку тоже предположим, и даже можно заставить Петю сгрызть яблоко (1 шт.) и сливу (2 шт.). А землю где взять?
Подумали и пошли во двор в ночь и порывистый северный ветер – искать под опавшими листьями землю. Вооружились старыми Петиными лопатками для песочницы, идем, ковыряем все на своем пути – темно, земля какая-то попадается чересчур утрамбованная.
Наконец дошли до клумбы. Петя кричит:
– Ура, смотри, какая тут земля жирная!
Накопали мешочек.
Петя поглядел с сомнением и говорит:
– А что я скажу, если меня спросят, почему в земле камни, опилки и сухие березовые листья?
– Скажешь, что взял землю с клумбы.
– А вдруг учительнице это не понравится?
– Тогда скажи так: темной-претемной ночью, когда все вокруг уже спали, мы с матерью-старушкой, которой я перед этим притащил из любимой школы желудочную инфекцию, вышли из дома. В руках у нас были две ржавые железные лопаты. Поминутно оглядываясь, мы подкрались к клумбе и принялись копать. Примерно через полчаса, когда наши черные силуэты уже скрылись в яме по пояс, моя лопата обо что-то стукнула. Это был... Дальше сам придумаешь что-нибудь.
Петя запрыгал от радости и говорит:
– Это другое дело, это ей точно понравится! А можно я тогда заодно в землю положу черную метку? И еще череп и кости?
Гендерное оскорбление
Самое страшное гендерное оскорбление для мужчины – это, безусловно, исходящее от женщины требование разобраться в собственном ящике письменного стола.
Да как она смеет мне приказывать! Это мой стол! Я, например, лично знакома с человеком, который вот уже без малого 30 лет успешно держит оборону в этом вопросе: пусть голова моя седа, а в столе хранятся шпоры за пятый класс, пусть...
На этом весьма выгодном фоне мои педагогические успехи можно назвать поистине блестящими: после долгих тяжб мой мальчик разобрал-таки один (!) из трех своих ящиков.
Сразу признаюсь: с раскопа был снят только самый верхний, почвенный слой. Однако и этот уникальный в своем роде опыт принес неплохой улов. Чего стоит, например, десятилетней давности диск с малышовыми компьютерными играми для изучения английского языка в компании Болека и Лелека.
Мальчик Петя теперь постоянно желает заниматься английским, неизменно сидит у Болека и Лелека на кухне и с третьей попытки вполне сносно выговаривает трудное слово vegetables.
Создатели игры явно отрывались по полной и ни в чем себе не отказывали. Взять хотя бы такое задание: «создать пиццу своей мечты», чтобы впоследствии накормить ею толстую, прожорливую aunt Ann – настоящий пир духа!
Петя необычайно сосредоточен: он кладет в свою пиццу тройной слой колбасы и сыра, сверху громоздит куриные ноги, щедро осыпает все шоколадом и полирует то, что вышло, жгучим красным соусом.
Старший брат брезгливо выпячивает нижнюю губу и не скрывает разочарования: шоколад и куриные ноги – фи, ну кто же так составляет пиццу! Любимая игра его босоногого детства явно попала в дурные руки. Придумать собственную пиццу? Пардон, не выжил еще из ума, чтобы заниматься подобной фигней на старости лет.
C трудом отрываю Петю от изготовления виртуальной английской пиццы, и мы уходим за хлебом. По возвращении обнаруживается, что надменный юноша, воспользовавшись нашим отсутствием, кладет четвертый слой колбасы и пятый бекона на пиццу своей мечты...
Шиплю, скворчу, плююсь раскаленным маслом, отгоняю всех от компьютера, загоняю в кровати, а сама потихоньку прикидываю, чего бы такого запихать в собственную пиццу. Не сейчас, конечно, попозже, когда все уснут, чтобы без свидетелей.
А тем временем на настоящей, не виртуальной кухне вполне реальный кот сидит на столе и, пользуясь всеобщим помешательством, увлеченно комбинирует в своем животе самые разнообразные пищевые продукты. Офлайн...
Приходи, лес!
Были на заброшенной даче – во владениях нашей самой старенькой бабушки. Заброшенной дача стала совсем недавно, когда сама бабушка сделалась совсем неустойчивой и для нее стало возможным ездить туда лишь в мечтах.
Когда-то, 20 лет назад, на этом месте был лес. Пришли люди, привезли машины, деревья порубили, пни выкорчевали, землю пригладили, перекопали, яблонь насадили – тоненьких прутиков. На бабушкином кусочке земли цвели флоксы и садовые ландыши, в линеечку тянулись грядки с земляникой и укропом. И так годами, десятилетиями. Яблони выросли в большие деревья, домик покосился и оброс диким виноградом.
И что вы думаете – понадобился всего один бесхозный год, чтобы лес вернулся – не сам, конечно: выслал своих эмиссаров. Без хозяйки стали хиреть садовые растения, зато поднялись лесные хвощи и папоротники. Трава, обычно робкая и скромная, вымахала в человеческий рост, а то и поболее. Грядки сгинули, как не было вовсе.
Дом затаился и, кажется, одичал без нас. Но, вероятно, ждал и надеялся. Входим, глядь: остановившиеся часы показывают время нашего возвращения, минута в минуту, даже не пришлось стрелки передвигать – завели и дальше идут.
Бабушка обнаружила пустые лоточки и радостно объявила, что мыши съели все насыпанное ею средство от грызунов и, вероятно, отправились помирать. Если бы она знала, как ошиблась!
А ошибалась она вот как: я, собираясь косить, выудила из укромного места резиновые сапоги, сунула в один из них руку и испуганно запищала – сапог был полон какой-то разноцветной крупки, в которой явившаяся на писк бабушка тут же признала средство от мышей.
Остатки мышиной приманки обнаружились уже к вечеру, когда семейство располагалось на ночлег – под подушками у бабушки с дедушкой...
Я косила и косила как заведенная – пробивала дорожки сначала к колодцу и дачному туалету, потом к смородиновым кустам, утопающим в травах. Мясистые стебли падали с хрустом. Мягкие муравьиные кучи были повсюду – нас тут явно уже не ждали.
За два дня участок сделался относительно гладким: дед мог смело отправляться за водой, бабушка – собирать смородину.
А ночью, в самый глухой час, проснулась я, да так и осталась лежать без сна. И чудится в темноте – что-то за окнами домика вздыхает сердито, будто спрашивает: не собираетесь ведь тут жить, зачем же столько мясистых стеблей пустили под нож?!
Ночью, в состоянии измененного сознания, отвечаю тому, что за стенами домика, порубленному и искромсанному: простите, зеленые жители, дело мое подневольное, против бабушки с дедушкой не попрешь.
Поздним утром очнулась, бабушка рассказывает:
– Хотела еще кое-что выдрать на грядке с ирисами, а оттуда, прямо из земли, вылетел осиный рой. Я отбиваюсь, они знай жалят. Я в дом вбежала, а они только тогда повернули назад – под ирисы. Только одна, самая злющая, и в доме пыталась кусаться.
Они и сейчас сидят на бывшей цветочной грядке под ирисами. Думают, прогнали человеческих захватчиков – приходи, лес!
