Татьяна Бек А не является ли лирическая поэзия вообще праобразом или даже прамиром словесности non-fiction, сплошь состоящей из непридуманных впечатлений, всегда идущей от личного опыта и по определению фрагментарной?
Бродский в "Диалогах" с Соломоном Волковым (шедевр того литературного явления, о коем заядлый нонфикшист Рейн сказал так: "Выжили только одни разговоры, / точно за пазухой у Эккермана") утверждает: "На самом деле фрагментарность - это совершенно естественный принцип, присутствующий в сознании любого поэта. Это принцип коллажа или монтажа, если угодно... И это не потому, что мы люди короткого дыхания, а потому, что в поэтическом бизнесе принцип конденсации - чрезвычайно важный".
Пастернаковский "Доктор Живаго" - исключенье из этого правила, и вовсе не безусловно победоносное. По мне, самое сильное в этом знаменитом повествованьи - "Стихи из романа", преподнесенные как документальный постскриптум к прозе. Кстати (не мною замечено), как же надо любить своего героя, чтобы отдать ему собственные гениальные стихи! И не есть ли это капитуляция сюжетной "прозы поэта" перед поэзией как таковой, без которой Борис Леонидович с замыслом и с героем не справился бы?
Лучшая проза русских поэтов (лермонтовский случай не в счет: он совсем особый) это все же не повести, не романы и не саги. Это именно письма, которые у Пушкина не менее существенны, чем его сюжетные вещи, это эссеистические штудии, как та же ахматовская пушкинистика, это дневники - ну, например, блоковские, это мемуары - взять "Некрополь" Ходасевича┘ Это путевые наброски - скажем, "Картины Дальнего Востока", не от хорошей жизни вышедшие из-под пера Заболоцкого, или же более туристическое "Путешествие в Стамбул" Бродского. Это многовариантность записей - вспомню "Записки о войне" Слуцкого или "Поденные записи" Самойлова. Это, бывает, даже автокомментарии к стихам: тот же Ходасевич┘
А если апеллировать к совсем современникам, то назовем с любовью Александра Еременко, лихо построившего свою последнюю книгу "Opus magnum" на чередованьи стихов, соцартовских иллюстраций и любопытной пародии на академические примечания, выполненной В.Курицыным и Е.Касимовым явно не без ведущего участия самого поэта. "┘В последний раз меня забрали на Тишинке┘" Тишинская площадь в Москве - место, где установлен некий соляной столб имени русско-грузинской дружбы с участием поэта А.Вознесенского. Поэта А.Еременко "забрали", когда он со товарищи выискивал на плитах, окружавших шедевр, грамматические ошибки. А еще на Тишинке - блошиный рынок...". Подобный контекст дает прозаическое расширенье стихотворного поля, и сам лирический текст если не отождествляется, то запараллеливается с зарисовкой с натуры┘ Тут именно столкновенье полярных словесных форм высекает искру документальной достоверности - этакую огромную жанровую рифму.
Всесильная Ахматова боялась прозаического начала как огня, много раз бралась за мемуары и художественную автобиографию, но - откладывала их в сторону, опасаясь, что таковая проза выйдет у нее в лучшем случае двоюродной сестрой мандельштамовского "Шума времени" или пастернаковской "Охранной грамоты". А кому хочется быть кузиной-приживалкой? При этом оставленные ею этюды и наброски являют собою нечто куда большее, нежели простая сумма пестрых частей.
Поэты усердно творят эпистолярий, свод мемуаров, портретную галерею, создают "книги отражений", как - метафорически - назвал свою эссеистику И.Анненский, или "письма о поэзии", как - с личным нажимом - именовал свои рецензионные отклики Гумилев. Оба они, чураясь традиционно филологических ярлыков, подчеркивали таким образом, что остаются поэтами и в литературоведении. При этом каждый раз создается кентаврическая форма. Ритм и графика - прозаические, прерывистая длина дыхания и кровоток толчками - лирические.
Эссеистика поэта (как и книга стихотворений: принцип череды один) - всегда мозаика, всегда словно бы случайный полевой сбор, всегда отсутствие строгой системы при наличии общего движения мысли.
Лирика же неизменно полнится лекалами прозаических жанров - вспомним наугад и вне иерархии хотя бы названья стихотворных книг или циклов: "Примечания папоротника" (И.Бродский), "Жития" (Г.Сапгир), "Письмо" (А.Кушнер), "Письма с Понта" (И.Ермакова), "Дневник" (Л.Григорьян), "Разговоры с богом" (Г.Русаков). Или пройдемся по названиям опять же еременковских стихов: "Фрагмент" (вот-вот!), "Фотофакт", "Добавление к сопромату", "Дружеское послание┘", "Филологические стихи", "Репортаж из Гуниба", "Реплика в полемике" и так далее. Это, как пить дать, сознательно настойчивый прием, призванный взболтать дремлющее внутри усталой лирики начало, связанное именно с non-fiction - причем в его крайних, подчас служебных и маргинальных вариантах. Этой же цели - взрывного сближенья далеких сфер - служат изобильнейшие иллюстрации к еременковским стихам: газетные вырезки дебильно-советских времен, ударные плакаты, географические карты, школьные таблицы, паспортные фотки прототипов. Фрагментарность и антилиричность тут не без риска доведены до шаржа - лирика торжествует: органическому дару и такая сшибка - в плюс. Но уверена, однако, что старательно форсированные кальки обречены на минус.
Таинственную тягу поэтов к фрагментарно-документальной мозаике объяснил Петр Андреевич Вяземский: "Я создан как-то поштучно, и вся жизнь моя шла отрывочно. Мне не отыскать себя в этих обрубках┘ Фасы моей от меня не требуйте. Бог фасы мне не дал, а дал лишь несколько профилей".
Самые что ни на есть прозаические, а то и журналистские виды non-fiction - отрывочные, фрагментарные, дробные - Вяземский (когда еще!) с полной свободой переносил в поэзию: сколько у него стихотворных посланий, фельетонов, дорожных набросков, портретных эссе и полемических реплик┘
Итак, "сниженная лирика" и "непридуманная проза" суть семья, то спаянная, то враждующая. Как сказал Наше Все, Да Не Все (в иной связи): "Друг другу чужды по судьбе - они родня по вдохновенью!" Генетика дальних жанров единая, и она очевиднее - в профиль.
