Татьяна Бек Погружение. Марина Кудимова. Сколько большой воды; Илья Тюрин. На взгляд со дна; Сост. М.Кудимовой; Послесл. И.Медведевой. - М.: ОГИ, 2003, 336 с.
Эта книга трехчастна - причем каждая часть самодостаточна и отрицает хоровое пение. Каждая отвечает сама за себя. Разговор начинается с эссе Марины Кудимовой, посвященного аквапоэтике: интереснейшие наблюдения над образами воды в Библии и у Пушкина, у Мандельштама и у Бродского, но главное - у Ильи Тюрина, возрожденчески одаренного московского юноши, который ушел из жизни в 1999 году, не успев стать двадцатилетним. Центр книги - литературное избранное Ильи (тут и стихи, и драматические сцены, и записные книжки), который успел проявить себя и как талантливый музыкант, и как рисовальщик, и как человек театра, и как незаурядный мыслитель┘ Это, наконец, мемуарное послесловие Илюшиной матери - журналиста Ирины Медведевой, которая и безутешна в своем горе, и не теряет магической связи с сыном, и делает все, чтобы его, не по возрасту серьезное, наследие дошло до родственного читателя. Книга озаглавлена "Погружение", и трагическая эта метафора музыкально разворачивается в названьи глав: кудимовская - "Сколько большой воды", тюринская - "На взгляд со дна", медведевская - "Надо плыть!"┘
Илья погиб на исходе августа, после счастливо прожитого дня, в подмосковном затоне - и последними словами его было именно это: "Надо плыть!"
Эссе М.Кудимовой посвящено той сложной оптике, когда объектив поэзии погружен в воду бытия на разную глубину, в зависимости от которой уменьшается рассеяние света и увеличивается контрастность, а иными словами - трагическое напряженье образа. Она вводит в наш обиход греческое понятие "абиссали" (в переводе: бездонность), где - а она в этом уверена и запрещает сомневаться читателю! - московский студент И.Тюрин встретил на равных двух товарищей по погружению, Иосифа Бродского и Александра Пушкина┘ М.Кудимова связывает архетип воды с мифологемами женственности и забвения, страха и смерти: вода для нее - ключ к многочисленным открытиям и разгадкам. "Поэта далеко заводит речь", - говорила Цветаева. Кудимову, цветаевскую тезку и самобытную продолжательницу, эссеистская речь заводит дальше далекого - как поэта, да еще о поэтах пишущего. Она так безоговорочно приемлет своего главного героя, что порою словно бы цыкает на потенциальных уличителей поэта во вторичности: "Говорить о "подражательности" Ильи Тюрина по отношению к И.Бродскому - занятие бесплодное и профанное". Сотворческая природа подлинной поэзии - уверена Кудимова - делает естественным и самоценным любой дивертисмент и даже любую кальку. Илья Тюрин был куда трезвее и строже к себе: "Боже мой, как найти/ силы не подражать", - взывает он в стихотворении "Каприз" (автору, заметим, всего шестнадцать!). И там же размышляет: "Все, что вокруг меня, - /Неповторимо. Тень / Не искажает дня / Копиями, и день / Счастлив отдать стене / Той, что напротив глаз, / Свет, лишь поняв, что мне / Так же не смочь сейчас┘"
Юный поэт с самого начала осознает, что всякая копия - искажает, что "подражанья и подделки" (о различии меж ними он, по-пушкински задорно пародоксальничая, философствует в "Крыльце") - опасны. И понимает, что, как сказано им уже в семнадцать лет в записной книжке, "великому трудно не подражать, в этом - земной вариант его бессмертия". Природа творчества как наследования с ее высотами, провалами, каверзами чрезвычайно волновала поэта - и особенно проблема "своего" и "чужого" внутри самого художника. Не случайно главный герой сцен "Шекспир" - это не Гамлет, но актер в роли Гамлета: тут и не без оглядки на Высоцкого, и не без прищура на сложность собственного "я", вместе и независимо самостоятельного, и по-театральному изменчивого: "Мы, лицедеи, легконогий табор, / ┘в себя пускаем на постой любого". Он, Илья-пророк и Илья-чудотворец, все о себе знал и многое отважно предсказал.
И.Тюрин обладал грандиозным творческим потенциалом. Возможно, оттолкнувшись от поэзии как от мощного трамплина, он стал бы выдающимся философом. Кто знает... Спасибо составителям и авторам книги "Погружение" - то есть создателям напряженного контекста для оставленного наследия - за то, что Илья Тюрин явлен нам здесь объемно и живо┘ Жаль только, что нет в книжке его мальчишеских или чуть более взрослых фотографий, что нет рисунков, среди коих, как я поняла, был и автопортрет.
