Наталия Григорьева
Джесутасан Антонитасан – герой «Дипана». Всё сразу ясно.
Кадр из фильма
«Дипан» – социальную мелодраму Жака Одиара, в мае получившую «Золотую пальмовую ветвь», показали в рамках фестиваля «Послание к человеку». В широкий российский прокат картина выйдет 3 декабря. По своей простоте, четкости и ясности режиссерского высказывания и особенно по все большей актуальности темы, за которую взялся Одиар, «Дипан» – кино скорее зрительское, чем фестивальное. И в этом его, как ни странно, главный недостаток.
Формальных претензий к французскому режиссеру действительно нет. Ладно скроенная, понятная – даже универсальная – история, написанная сразу тремя сценаристами (в том числе и самим Одиаром), красиво снятая оператором Эпонином Момансо и убедительно сыгранная актерами-дебютантами. Исполнитель главной роли Джесутасан Антонитасан играет в каком-то смысле самого себя – бывший боевик «Тамильских тигров», он бежал из родной Шри-Ланки во Францию, где стал весьма успешным писателем. Его герой по имени Дипан начинает свой путь так же – в разгар Гражданской войны, потеряв жену и детей, перебирается в Европу. Вместе с ним, выдавая себя за его семью, в Париж приезжают незнакомая Дипану женщина (Калиеасвари Сринивасан) и чужая им обоим девочка (Клодин Винаситамбу), которую мужчина и женщина теперь зовут дочерью. Он устраивается на работу дворником-смотрителем в неблагополучном пригороде, она – сиделкой к больному дяде местного криминального авторитета, девочка ходит в школу, все трое усиленно учат французский язык.
За окном их нового дома тем временем то и дело слышна ругань, а то и выстрелы. Здесь, на окраине, заселенной маргиналами и иммигрантам, не утихает своя война – наркотики, оружие, раздел территории. Дипан до поры до времени старается не обращать внимания, погруженный в налаживание быта, он постепенно проникается симпатией к своей названной семье. А уж к супруге и вовсе начинает испытывать романтические чувства, надо сказать, взаимно. Именно эта привязанность и заставляет Дипана вновь взяться за оружие и вспомнить боевое прошлое: под угрозой в какой-то момент оказывается жизнь женщины. Всю дорогу мучимый воспоминаниями о расправах на родине, герой нарушает данное себе обещание не проливать кровь.
На фоне новостных сводок последних месяцев, за которые и без того вечно острая тема беженцев стала главной, выход фильма Одиара и даже его победа на Каннском кинофестивале выглядят событиями закономерными – режиссер, что называется, почувствовал время. Но есть и оборотная сторона: гладкий, выверенный, со счастливым, идиллическим финалом «Дипан», оказавшийся в подобном мировом социальном контексте, выглядит почти сказкой, имеющей мало общего с реальностью. Простота повествования здесь граничит с примитивностью, ясность и однозначность интонации – с отсутствием в задумке режиссера какой-либо глубины. В тех же новостях, в сотнях историй нынешних беженцев, даже в биографии исполнителя главной роли больше драматизма. Одиар же со своим хеппи-эндом, в котором та же, только что раздираемая междоусобными войнами Франция вдруг предстает раем для беженцев, скатывается в банальную мелодраму. История Дипана оказывается скорее любовной, чем социальной, а вся эта борьба иммигрантов за права и мир – не больше чем фоном для романтической истории двух одиноких людей, нашедших друг друга в этом безумном-безумном мире. То есть не почувствовал Одиар время, а подстроился, не привнеся в кинематограф ни формально, ни идейно ровным счетом ничего нового.
На прошедшей неделе российский оскаровский комитет объявил, что в этом году выдвигает на премию Американской киноакадемии фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар». Вслед за этим свое решение огласила и Франция: вместо ожидаемого фильма Жака Одиара, который в своей стране имеет приблизительно такой же нерушимый статус мэтра, как и Михалков в России, страну на «Оскаре» будет представлять «Мустанг», дебютная лента турецкого режиссера Дениз Гамзе Эргювен. Лента, к слову, не менее актуальная, но гораздо более тонко снятая, повествующая о катастрофическом и зачастую фатальном гендерном неравенстве в современной Турции, а глобально – об общечеловеческой борьбе за право голоса. Трудно рассуждать о шансах как Михалкова, так и «Мустанга» в самом начале «оскаровской гонки», когда неизвестны соперники, но решение французского оскаровского комитета, отдавшего предпочтение молодому во всех смыслах кино, как и решение российского, в данный момент больше говорит о состоянии не того или иного национального кинематографа, а скорее той или иной национальной киноиндустрии. Точнее, о ее наличии или отсутствии.
