В поисках утраченного синтеза

"В сторону Пруста" и "Клод Моне" - две взаимосвязанные выставки в Пушкинском музее. "Арнольд Шенберг - Василий Кандинский. Диалог живописи и музыки" - выставка в Третьяковке (Крымский вал). Одна за другой, день за днем открылись эти экспозиции. Много не виданных еще в Москве работ. Каждая претендует на то, чтобы стать центральным арт-событием ноября. А если добавить параллельные музыкальные фестивали, станет ясной их схожесть.

Шенберг был художником, Кандинский был музыкален, а Моне - абстрактен. Слава музам, хоть Пруст остался самим собой. Выставки посвящены одной теме - тому, как территории искусств пересекаются. И какой сумбур это влечет.

Буйство пастозных мазков в картине Моне "Японский мостик" (1920-1922) самоценно. Есть только багровая структура в центре - и все. Не будь такого ясного названия, никто бы и не догадался, что эта полоса с неявными границами - мосток, а не, скажем, пожар лианы в джунглях. То же самое и с картиной "Экзотические птицы" (1915) - там при желании, конечно, можно найти глаз, клюв, другие птичьи признаки. А можно и не найти. "Птицы" - уже Кандинский.

Границы "абстракции" и "фигуратива" размыты донельзя. Только названия (конкретные) отделяют работы позднего Моне от чистой абстракции. Только названия заставляют угадывать в работах Кандинского десятых годов фигуративные мотивы. Давным-давно, больше 100 лет тому назад, Кандинский увидел в Москве на выставке "Стог сена" Клода Моне. Именно это толкнуло его в художники. Но их пути в абстракцию были различны.

Моне банально слепнет от старости. Его поздние полотна показывают мир таким, каким он виден полуслепому, - это вихрь красивых разноцветных пятен, в которых можно угадать следы реальности, но только угадать. "Кувшинки" из Базеля (1914-1917) - это портрет водной глади с ее бликами и ряской, которые можно скорее вспомнить, чем прочесть. Ни линейная перспектива, ни классическая композиция уже не ценны для слепца. Изогнутая дрожащая синяя дорожка уходит в даль, где нет прямых. Нельзя точно определить границы берега и воды или отделить одну кувшинку от другой.

Моне "обладает магическими зеркалами - полотнами. <...> Мы стоим перед таким магическим зеркалом, силясь прогнать все лишние мысли и понять смысл каждого цвета, вызывающего в нас воспоминания о былых впечатлениях" (Марсель Пруст). Меткое описание. Сам автор выглядел банально.

Пруст был маловыразительным эстетом с мелкими усиками и орхидеей в петлице. Именно таким его показывает портрет Жака Эмиля Бланша. Напротив Пруста - его учитель в светской жизни Робер де Монтескью: фон сер, сер и сам граф (костюмом), но и усы у графа пофрантоватей прустовских, и поза повычурней (портрет работы Джованни Больдини). Пруст предстает в Пушкинском музее как светский персонаж эпохи Моне. От прочих тусовщиков отличался лишь тем, что писал черновики в бухгалтерскую тетрадку с широкими полями. На фоне блистательных полотен Моне маленькая выставка Пруста теряется. Две экспозиции, по сути, не связаны ничем, кроме эпохи.

Музыка абстрактна. И в этом смысле Кандинский - музыкален. В его абстракциях есть ритм и длительности звучащих красок. Так что можно сказать, что он передает музыку при помощи живописной абстракции (хотя это метафора - да и дурная). А в "Музыкальной увертюре" Кандинского (это картина) можно при воображении найти две пляшущие ноты, соскочившие с линеек. Но "Шенберг - Кандинский" - выставка, которая предлагает новый взгляд на венского композитора-модерниста. Впервые Москва увидела живопись Арнольда Шенберга.

Рисовал Шенберг плохо. И будь он более глубок в своем авангардизме, это, пожалуй, ему сошло бы с рук, но он пытался рисовать автопортреты - выходили карикатуры. Есть исключение - автопортрет 1935 года, но за три десятка лет даже и обезьяна с кистью в руке научится рисовать себя. Так что выставка Шенберга-художника сулит лишь разочарование.

Лет через 100 откроют выставку "Кулик и Сорокин". Искусствоведы найдут в них много схожего: ведь Сорокин, бывало, делал книжные обложки (то есть бывал художником), ну а Кулик, конечно, эксплуатировал тему насилия. Кроме того, птичьи фамилии сходны. Вопрос только в том, зачем будет нужна такая выставка?

Питомцы разных муз на рубеже веков искали синтеза. То есть гармоничного слияния искусств. Как правило, попытки были безуспешны. Живопись осталась живописью, а музыка - музыкой. И у Кандинского проще найти влияние Моне, чем Шенберга.