Харон и его команда

Идея провести концерт современной музыки в серии, посвященной 10-летию премии "Триумф", принадлежала, как было торжественно объявлено со сцены, художественному координатору одноименного фонда Зое Богуславской. Так что доля светлых чувств по поводу величественного и мрачного набора сочинений композиторов-триумфаторов (Арво Пярта, Гии Канчели и Альфреда Шнитке) адресуется организаторам - фонду "Триумф" и агентству "Краутерконцерт". Но точные очертания концертного сюжета, нарисовал Башмет - основной персонаж вечера, бывшего в целом сумрачным и парадным.

Разные афишные издания намекали на труднодоступность программы для широкой аудитории, но последняя оказалась сообразительней заботливых информаторов. Зал был полон и хорош на вид: по большей части довольно молод и обеспечен, в меру богемный, в меру светский.

Это просто: к примеру, Шенберг с Мессианом или Мосолов с Рославцем, как почти весь ортодоксальный авангард прошлого века, говорят на куда более эзотерическом наречии, чем авторы, чьи языки еще имеют репутацию остросовременных и необиходных. К тому же популярность Пярта, Канчели, Шнитке достаточно свежа и в то же время выдержана, чтобы собрать (особенно с участием Башмета) почтенный зал.

Первое отделение посвятили трем инструментальным крохоткам любимого поставангардом Арво Пярта, одной эмоциональной вещи главного позднесоветского автора Альфреда Шнитке и подробному инструментализму башметовского оркестра "Солисты Москвы" (фигурант - за пультом).

Второе отошло Госоркестру - одной, зато масштабной симфонической партитуре популярного и здесь, и в мире Гии Канчели и энергичным дирижерским жестам молодого петербуржца Александра Сладковского (главный фигурант - с солирующим альтом). Премьер (кроме презентации питерского дирижера) в наборе не было.

Все на сцене и напротив были преисполнены большого пиетета. Публика старалась не звонить, "Солисты" и Госоркестр - как можно тщательней озвучить ноты. Тем более что ось концертного сюжета прошла через грустное и возвышенное. Вся программа стремилась быть озаглавленной "Вечер памяти┘".

Из трех ювелирных вещей Пярта основным номером был краткий, но великолепный мемориал Бриттену, добирались до него сквозь 121-й Псалом (тоже не радужный в обычном смысле содержания), потом - "Монолог" Шнитке, сыгранный в духе мемориала автору, и, наконец, "Стикс" Канчели со всеми предложенными названием смысловыми нюансами.

В перерыве кто-то спорил о том, откуда такой стойкий спрос на взвинченно-трагически-возвышенные монологи Шнитке, объясняется ли он только их музыкальными достоинствами. Моя версия - от того же, от чего огромное количество местных ртов с такой легкостью открывается, чтобы просто выдохнуть, как будто выбулькнуть, бессмысленно-магическую формулу "в это тяжелое для нас время".

В зале сидели живые Арво Пярт, чья карьера после скандальных - сперва авангардистских, потом поставангардных - дебютов 70-х уже в 90-е увенчалась роскошными успехами в Европе и тихой жизнью в Германии, и Гия Канчели, кроме кинохитов про "чито-гврито" и "кин-дза-дзу", регулярно умудряющий мировые сцены своими печально-ироническими, пространными симфоническими ощущениями. Обоих то и дело исполняют лучшие руки мира. Так, "Стикс" Канчели недавно записан тем же Башметом на престижной Deutsche Grammophon. Оба при всей концентрации на высоком (ностальгическом-человеческом - в случае Канчели и строго религиозном - в случае Пярта) не лишены веселости - такой, что ли, особенной художественной стати. Но пяртовский бодрящий лаконизм и канчелиевское трогательное остроумие в тени сосредоточенного шниткианства приобретают подчиненный вид. А в программе, при всем ее артистическом обаянии, начинают преобладать изысканно-погребальные краски.

"Fratres" Пярта в версии для скрипки и струнного оркестра (солистка - Елена Ревич, концертмейстер башметовского оркестра и обладатель молодежного "Триумфа" этого года) с непременными средневековыми барабанчиками внутри приобрел то истовое романтическое напряжение, которого в нем автор, кажется, не предполагал. Он вообще-то в те революционные времена - на переходе из 70-х в 80-е - исследовал и испытывал совсем другие звуковые, смысловые и структурные напряжения. "Fratres" - стопроцентный хит, но он так часто не выходит, что заметно, как его собственная простота с удовольствием ставит подножку всякому чуть замешкавшемуся исполнителю.

Другие пяртовские вещи тоже не избежали сильных влияний романтической концертной традиции. Хотя и в "Псаломе" и особенно в "Cantus" стала слышна самодостаточная дрожь музыкальных полей.

Зато совершенно адекватно - пронзительно и проникновенно - проговорил Башмет свой монолог о Шнитке. В "Монологе" все - от речей альта и оркестровых реплик до их отменного единения - было высказыванием.

Но главный приз дожидался публику во втором отделении. Его центром оказался не собственно "Стикс" и не аттрактивный инструментализм солирующего Башмета, но презентация питерского дирижера.

По идее, "Стикс" - это огромные и кудреватые поля Элизиума. Громкое дыхание, столкновение, напластование, могучее движение разных атмосфер, звуковых событий и их следов. Причем внутри всеобщей величавости живет что-то простенькое, интимное, едва ли не тривиальное и очень трогательное.

Сладковский расчертил пространства "Стикса" шикарными заборами роскошных - практически равных по силе - кульминаций. Сыграл по-спортивному. Представлялось, за последним звуком раздастся "Yes! Мы сделали это!"

Стоит ли говорить, что внимание Башмета к современной (последних трех десятилетий) музыке, введение ее в большой (коммерческий) обиход - это благотворное и достойное огромного уважения поведение. Интригует другое. Эта музыка прелестно продается. Но здесь пока - почти всегда в нагрузку с благоговейным антуражем и трагическими соображениями.

Но это ей нисколько не идет. Ей пристало быть исполненной компанией софистицированных личностей, просвещенных граждан новомузыкальных государств - в небезграничной (здесь и теперь) аудитории. Или же, наоборот, - набирать очки в шикарных залах со всей присущей ей и им веселостью. Потому что сколько ж можно и спросу и предложению играть краплеными картами? Публика вполне способна потреблять опусы Канчели за их эффективную красоту, а не по причине всеобщей глубокой задумчивости. Вовсе не обязательно так называемой широкой аудитории быть способной расшифровывать нюансы стилевых концепций Пярта. Большому залу вполне достаточно волшебного артистизма пяртовских парадоксальных малышей. И за вычетом разной гремучки-духовки нежный, нервный стиль башметовского оркестра, пышный и пронзительный говор его альта и теперь не вялое, но, напротив, горделиво собранное звучание Госоркестра слушались бы только лучше.