Галина Коваленко
Ужасы Скотопригоньевска.
Фото с сайта театра «Балтийский дом»
«За Достоевского» – так назвал свое выступление один из европейских властителей дум Альбер Камю, и это в полной мере можно отнести к спектаклю Люка Персеваля по «Братьям Карамазовым».
«Карамазовы» в театре «Талия» – это не первое обращение режиссера к русской классике, но впервые он так строг к форме спектакля, выбрав классический вариант. Явная аритмия литературной композиции, сплетающей многие мотивы и сюжеты романа Достоевского, не создает впечатления случайности. Режиссера миновал соблазн пойти за Ницше в его толковании Достоевского, перенесенного из узкого пространства городка Скотопригоньевска или России на просторы Европы, если угодно, мира. Этому способствует лаконичное выразительное освоение сценического и звукового пространства, принадлежащее режиссеру. Громадный церковный колокол, лежащий на земле (или же сброшенный вероотступниками?). На нем время от времени восседает еретик Карамазов-отец (Бургхарт Клаусснер), абсолютный имморалист. Вся сцена от колосников до пола опутана металлическими тросами, при помощи которых звонарь бьет в колокола, но нет ни колоколов, ни звонаря. Время от времени кто-то из персонажей издает звон, в котором звучит тревога или слышится похоронный звон.
Здесь, на условно-метафорическом пространстве, разворачивается трагедия семьи Карамазовых – разрыв родственных связей, убийства, самоубийство. В семейную историю втянуты другие персонажи. В отличие от романа их немного. В центре духовные искания трех братьев, и вся тяжесть их метаний, борений с самими собой и оппонентами ложится на плечи младшего – Алеши (Александр Симон). Он возлагает на себя их страдания, но не пассивно, не как инок или Божий человек, а как истинно верующий, получивший благословение мудрого старца Зосимы (Питер Мартенс). Алеша находится в гуще событий. Акцент сделан не на его религиозности, а на его способности мыслить, любить, сопереживать. И выглядит он обычным юношей, разве что его взгляд более пытлив, чем у других. Это стремление проникнуть в душу собеседника, желание понять его говорит о том, что юноша обладает редкостным даром – умением слушать несущего облегчение собеседнику. Это ярко проявляется в сцене с Лизой Хохлаковой (Марина Галиц), впавшей в истерику, прекращенную молчаливым, понимающим, сочувствующим Алешей. Актер тонко проводит сцены с братьями, одержимыми страстями. Иван (Йенс Харцер) – борениями мыслей, кипящих в нем; Дмитрий (Берид Граверт) – преодолением своих страстей, стремлением к очищению. Спектакль – философский спор: на кон поставлены человеческие жизни. Знаменитый постулат Ивана «все позволено» приводит его к трагическому раздвоению и в итоге к безумию.
Философский спектакль пронизан страстью и болью. Иван, рассказывающий «Легенду о Великом инквизиторе» внимательно, с состраданием слушающему его Алеше, – высший миг спектакля. Из него возгорается пламя бунта Ивана, которое тушит Алеша своим тихим, но твердым неприятием. Стоит ли тут упоминать Бога? Если стоит, то вспомнив Послание апостола Павла к коринфянам: «Пребывающий в любви пребывает в Боге». Персеваль не поднимает тему Бога впрямую, но ею пронизан весь спектакль. Необычно решен Дмитрий, зачеркивающий начисто привычное представление об этом, как о красавце-офицере, гуляке и покорителе женских сердец. Внешне он похож на отца – не первой молодости, обрюзгший, в очках. Почему же он выглядит столь неотразимым? У него горячее сердце, в котором живет Шиллер! Отец называет его Францем Моором, но он, разумеется, благородный Карл. Его романтизм бередит женские сердца, притягивая к нему Алешу. Лаконично решена сцена в Мокром, дающая возможность показать кутеж. Персеваль от этого отказался. Трагедия, подобно античному року, приходит в момент просветления духа Дмитрия в Мокром.
Вихрь современности в спектакль вносят женские образы, чья внутренняя жизнь рифмуется с героинями фильмов Антониони, Бергмана, Фассбиндера, начиная с внешнего облика. С первого взгляда создается впечатление, что это только ноги, начинающиеся от шеи: все три актрисы обладают ногами поразительной красоты. Это часть эстетики спектакля. Актрисы создают характеры, в которых узнаются наши современницы, возможно, присутствующие на спектакле. В горячечной нервозности «инфернальницы» Грушеньки (Патриция Циолковска) бьется стремление реализовать свою личность. В гордости Катерины Ивановны (Алиция Аумюллер) просвечивает детская незащищенность, желание обрести родную душу. Лиза Хохлакова – дитя, в котором рано проснулась женщина. На протагонистов-мужчин режиссер возложил вечные вопросы. Женщины привносят в атмосферу напряженность сегодняшнего дня, вовлекая в нее протагонистов.
Не так давно Достоевский на Западе воспринимался как провозвестник «заката Европы». Ныне, когда европейское культурное пространство, можно сказать, стало единым, спектакль Персеваля о русских в той же степени и о тех, независимо от места проживания, кто пытается преодолеть духовный кризис, собственный или страны. Спектакль Персеваля дает точку опоры.
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко 
