Марина Гайкович
Проект открыла лекция Юлии Де-Клерк «Апология движения. Урбанизм. Индастриал» и концерт «Гимн машинерии».
Фото предоставлено пресс-службой музея «Новый Иерусалим»
В Музее «Новый Иерусалим» проходит выставка «Невесомость. Александр Лабас о скорости, прогрессе и любви», посвященная 125-летию со дня рождения художника-авангардиста. В качестве своеобразного контрапункта к экспозиции, которая максимально полно охватывает творчество художника, музей предлагает музыкально-просветительский проект «Время, вперед!». Автор идеи и куратор этого проекта музыковед Юлия Де- КЛЕРК отталкивается от импульсов, которые дает творчество Лабаса, и выстраивает музыкальную картину ХХ века. Проект включает шесть концертов и три лекции Де-Клерк, которые проходит перед избранными программами. О содержании этого экспериментального как для музея, так и для его автора цикле, а также о музыкальной практике в музее Юлию Де-КЛЕРК накануне очередного концерта (в нем примет участие пианист Юрий Фаворин) расспросила корреспондент «Независимой газеты» Марина ГАЙКОВИЧ.
– Юлия Исааковна, для музея «Новый Иерусалим» проект нестандартный, экспериментальный. А для вас?
– И для меня лично это новая история. Ведь я всегда была внутри музея, и это определяло коммуникацию и организацию по вертикали и горизонтали. А сейчас я снаружи, как приглашенный куратор. И это впервые. Для музея «Новый Иерусалим» то, что я предложила, рискованная вещь, потому что такого масштабного просветительского проекта, сопровождающего выставку, здесь не было. Да и я готовила отдельно просветительские проекты - и отдельно делала фестивали. А здесь, в силу абсолютно объективных причин, пришлось соединить два формата: лекция и концерт в один день. Нужно было придумать темы и программы, чтобы лекции подводили к концерту, а концерт становился иллюстрацией лекции, но в то же время чтобы это была самостоятельная полноценная музыкальная программа. Плюс все это должно коррелироваться с выставкой.
– Не могли бы вы рассказать о тех импульсах, которые дали жизнь проекту?
– Александр Лабас был, конечно, удивительным человеком – то, что называется, шел в ногу со временем, «слышал будущего зов». Здесь не надо даже было ничего придумывать и натягивать – идеи лежали на поверхности. У Лабаса был абсолютный слух, это стопроцентный синестет, так же как Кандинский и Скрябин. Он действительно слышал живопись и видел музыку.
Когда он пишет в дневнике, как ищет возможность изобразить на холсте события, происходящие в разном времени, или говорит о противопоставлении движения и ритма, то ты понимаешь, что это абсолютно музыкальная концепция. И не случайно сам Лабас часто упоминает фуги Баха. Когда он размышляет, как изобразить движущийся звук, например. Или размышляет о теории относительности Эйнштейна и о категориях времени и пространства в живописи. Это же абсолютно музыкальные идеи — полифония, контрапункт. В этом смысле поиски Лабаса вписывались в поиски художников и музыкантов первого авангарда. Живопись существует на плоскости холста и не является временным искусством – а художники пытались выйти за рамки картины. И Лабас был одним из первых, кто пытался разрушить ограниченность временных и пространственных координат.
Поскольку я занималась авангардом, у меня сразу родились идеи, которые хотелось бы воплотить именно в этом проекте, соединив живопись, индивидуальный образ самого Лабаса, его эстетические взгляды и фантазии «будущника».
– Вы отталкиваетесь от авангарда 1920-х годов и охватываете весь ХХ век, даже с выходом в ХХI. Как вы выстраивали цикл?
– Понятно, что была естественная мысль – оттолкнуться от выставки, от конкретной личности художника и прочертить какие-то маршруты.
Я постаралась охватить весь ХХ век, ведь и сам художник прожил очень долгую жизнь. И, конечно, наметить пути развития его идей в будущем, создав музыкальные арки и перспективы. Слушатель должен понимать: как реально работает «связь времен». Не хотелось оставаться в замкнутой системе координат 1920-х —1960-х. Тем более Лабас подталкивал к этому. Уже на склоне лет, в 80-е годы, у него начался какой-то новый виток спирали: он вернулся к неким авангардным идеям 20-х годов, но уже совершенно на новом этапе. В частности, обратился к теме космоса. Он постоянно заглядывал в будущее, и это безумно интересно. У Лабаса есть замечательная акварельная серия, где появляются пришельцы, гуманоиды, своя оригинальная вселенная – как попытка понять, а что же там? И если есть жизнь, какая она? И как мы можем сосуществовать?
– Так вы вышли на тему космоса.
– Да, мне это ужасно понравилось, и я сразу поняла, что надо заканчивать цикл темой «Космос как предчувствие». Над этой лекцией я долго мучилась, понимая, что не могу начать сразу с XX века, потому что упущу тот огромный путь, который прошло человечество со времен Пифагора, мечтая о космосе. Поэтому лекция начинается с Пифагора, чтобы было понятно, как эта идея развивалась и как человечество с развитием науки космос потеряло.
Мы не задумываемся об этом, но XIX век с его позитивизмом и научными открытиями в области естествознания сфокусировался на Земле, оставив небеса где-то очень далеко. Была утрачена единая картина мира. К звездам надо было возвращаться, и возвращать человеку Космос. Весь ХХ век шел этот процесс, и у каждого был свой путь: у Дебюсси, у Скрябина, Шёнберга, Мессиана и так далее.
Отдельная тема – русский космизм, русская философия. Циолковский же не считал себя конструктором, он считал себя философом. И для него создание ракет было только средством достижения цели.
Человек еще до полета Юрия Гагарина, до первых спутников, уже стремился в космос. В своей лекции я как раз прочерчиваю путь мечтаний о космосе и его творческое освоение. На лекции будет звучать музыка Скрябина, Холста, Лигети, Штокхаузена, Крама, Мессиана и, наконец, Пендерецкого, который в своей «Космогонии» изображает выход человека в открытый космос. Я очень тщательно отбирала музыкальные иллюстрации, так как не могу выйти за хронометраж – лекция длится всего час.
– Да, этот проект требует концентрации слушателя и времени, учитывая, что кроме лекции и концерта хорошо бы и саму выставку посмотреть …
– Конечно! В этом же вся штука, если вы приезжаете в «Новый Иерусалим», то проведете там практически целый день. Чтобы, можно было сходить в монастырь, посмотреть внимательно одну выставку, другую. И вечером остаться уже на лекцию и концерт. Тут работает совершенно другая логика в сравнении с вечерним досугом в Москве. К тому же в Москве публика привыкла к просветительским проектам, я видела, как с 1990-х рос интерес к ним.
– Неужели с 1990-х? Мне казалось, это удел 2000-х, а то и 2010-х.
– Нет, я помню это по своей работе в Музее музыки. В 1990-е годы была очевидная проблема, когда менялась система образования. Видимо, то, чего не хватало, особенно в области гуманитарных знаний в школе, люди пытались добирать в каких-то других культурных институциях.
И музеи, в данном случае, сыграли колоссальную роль. Сейчас очень популярна акция «Ночь в музее». А я хорошо помню, как в 90-е годы водила экскурсии ночью по музею Прокофьева! И было такое количество людей, вы себе не представляете. На улице играли джаз уличные музыканты, а мои слушатели ходили по музею и внимали рассказу о жизни и творчестве Прокофьева. Было очень много молодежи. Тогда я поняла, что что-то определенно меняется. А когда пришла работать в Пушкинский музей, то там очень серьезно и вдумчиво готовились все просветительские программы к выставкам. Я сама в этом участвовала. Помню свои лекции к выставке Колдера, а затем к выставке Бакста. И каждый раз приходило просто невероятное количество слушателей!
Был огромный интерес у людей. И в Москве это уже давно. А в «Новом Иерусалиме» подобный проект впервые, когда создается самостоятельная музыкально-просветительская концепция, но в рамках выставки.
– Действительно, это очень обогащает контекст восприятия творчества Лабаса, меняет угол зрения.
– Конечно, ради этого расширения пространства всё и придумано. Чтобы люди увидели, что музыка, живопись, развитие науки и техники, философская мысль – не существуют отдельно друг от друга. И поэтому мне так важны были все темы. В первой лекции, которая была посвящена машинерии и урбанизму в искусстве, были совершенно фантастические примеры. Я показывала фрагменты из «Механического балета» Леже-Антейла, «Симфонию гудков» Авраамова, которая соединялась с «Симфонией Донбасса» Дзиги Вертова. Невероятный драйв! А вот тема ближайшего вечера требует предельной концентрации. Лабас – художник, который придумал новый язык. Поэтому, конечно, нельзя было обойти тему, собственно, рождения нового музыкального континуума и языка XX века, ей посвящена лекция «Бунтари и пророки Новой музыки».
А концерт пианиста Юрия Фаворина «Краски и звуки» посвящен создателям нового языка, и их музыке. Мы начинаем от Дебюсси и – через Скрябина, Шёнберга, Бартока – идем к Мессиану, композитору, который, как остров в океане, не примыкал ни к одному направлению, но очень многое соединил, включая Запад и Восток. Только это надо каким-то образом очень коротко объяснить, и в этом большая сложность. Каким образом появляется пантеизм Дебюсси, как и почему возникает мистика Скрябина, как на европейских композиторов влияет «магия Востока» и так далее.
А лекция завершится даже не Мессианом, а «спектралистами» – хочу дать послушать «Тринадцать цветов заходящего солнца» Тристана Мюрая.
– Музыкальные программы исполнителям предложили вы или это совместный поиск?
– Я придумываю концепцию и программу, а потом ее согласовываю с музыкантами. Бывает, что какие-то вещи корректируются по их пожеланиям. Так было, например, с программой «Пушки и музы». Я очень хотела сделать программу из сочинений Шостаковича и Вайнберга, но не так, как она сложилась в итоге. Пианист Арсений Тарасевич-Николаев сказал, что они с коллегами очень хотят соединить два квинтета этих композиторов. И я согласилась, хотя формально квинтет Шостаковича написан в преддверии войны, это же все-таки 40-й год, а вайнберговский квинтет – уже 1944-й. Но музыканты мечтали сыграть эту программу! Когда есть желание исполнителей и оно не ломает концепцию, мне остается только согласиться.
– А как сложилась программа «Магия Востока»?
– Программа «Магия Востока» для меня абсолютно экспериментальная, я сама очень заинтригована. Эту программу составила я, единственная пьеса, которую мы выбрали вместе с певицей Алисой Тен — «Eastern Man» Терри Райли. В данном концерте будут сюрпризы. Например, «Песни безумного муэдзина» Кароля Шимановского в оригинале существуют для голоса и фортепиано и для большого оркестра. Но Игорь Холопов сделал аранжировку для голоса и ансамбля. «Мадагаскарские песни» Равеля прозвучат в оригинале, а вот Ираида Юсупова специально для этого концерта сделала новую инструментовку своей пьесы «Самарканд».
– Хочу спросить о вашей работе в Пушкинском музее, в частности, о музее-квартире Святослава Рихтера, которая стала не только мемориальной площадкой, но и концертной. Какие были ощущения, когда вы туда вошли, как вы выстраивали там работу?
– Мои ощущения в Квартире Рихтера – это отдельная глава в моей жизни и множество дорогих воспоминаний…
Что касается работы, то для начала мне нужно было понять, какая должна быть концепция развития Мемориальной квартиры Рихтера, как должны строится музыкальный программы. Мы не филармония, мы – музей. Более того, это особое место, абсолютно сакральное – квартира великого музыканта XX века. Мы находились в мемориальном пространстве, нужно было делать всё очень тонко и аккуратно, и тем не менее привнести что-то новое.
Поэтому фактически каждый сезон готовилась тематическая программа — это был фестиваль, который длился целый год. Я придумывала тему, потом, транслировала ее музыкантам. Например, музыка в театре и кинематографе, или классика и авангард и так далее. Предлагала, что мы можем сделать, что с чем соединить, какие могут быть сочинения. И дальше музыканты начинали в это включаться. Причем первые четыре года – а в проектах принимали участие крупные музыканты, с именем! – работали только на энтузиазме. Через несколько лет ситуация начала меняться, появилось больше финансовых возможностей.
Мне было очень приятно слышать отзывы, например, Елизаветы Ильиничны Леонской или Людмилы Берлинской, которые были в восторге от того, что Квартира снова живет, что в ней чувствуется дух Рихтера, что здесь проходят концерты, выставки, все время какая-то движуха.
– Музыка приводит новую публику в музеи?
– Безусловно! Я по своему опыту точно могу сказать, что через музыку в музее ты воспитываешь публику, и потом она становится твоей. Приходят иногда люди совершенно случайно, для себя что-то открывают и становятся твоими фанатами. Так было в Квартире Рихтера.
В этом смысле наш проект для «Нового Иерусалима», я убеждена, не исключение. Для музея, мне кажется, это какое-то новое дыхание, новое направление. Я думаю, что музыкально-просветительский цикл «Время, вперёд!» открывает очень большие перспективы, потому что он привлечет совершенно новый тип аудитории, новую публику. Это очень важно.
