Фото агентства городских новостей "Москва"
В «Стратегии государственной национальной политики РФ до 2036 года», подписанной президентом России Владимиром Путиным, есть целевые показатели, которых нужно добиться в десятилетний срок. Например, предполагается, что уровень общероссийской гражданской идентичности (гражданского самосознания) будет составлять не менее 95%. Доля граждан, удовлетворенных качеством обеспечения своих национально-культурных или этнокультурных потребностей, должна быть не менее 80%. К 2036 году не менее 90% должны говорить, что их не дискриминируют по национальному или языковому признакам. Долю иностранцев, «охваченных мероприятиями по содействию их адаптации в РФ», следует довести до 70%. Не более 15% граждан через 10 лет, если стратегию реализуют, будут полагать, что конфликты на национальной или этнической почве там, где они живут, в принципе возможны.
Чего хочет добиться государство, вполне понятно: укрепление статуса русского языка, укрепление гражданской идентичности, профилактика межнациональных и межэтнических конфликтов в стране, где национальностей – более 100. Целевые показатели могут представляться чем-то необычным, когда речь идет о таких серьезных проблемах, однако это совершенно нормально, когда эффективность стратегии хотят проверить научными, социологическими методами. Вопрос лишь в достоверности полученных данных.
Задачи предстоит решать российской бюрократии, для которой всегда было очень важно правильно отчитаться. Легко предположить, что по цепочке, где один чиновник составляет отчет для другого, стоящего выше, будет передаваться исключительно позитивная информация. Мероприятия и по укреплению гражданской идентичности, и по продвижению русского языка проведены. Если в селе, районе, округе, городе и случился конфликт, драка, то на бытовой, а не на этнической почве. Аккумуляция таких отчетов создает благостную картину. Никто в бюрократической цепочке ни в чем не виноват.
Отдельная проблема – социология. Она, конечно, может не ориентироваться на чиновничьи цепочки и бюрократический менталитет. Но практики и методика социологических служб в последние годы вызывает немало вопросов, исследования получаются поверхностными, острые темы не поднимаются. А там, где действительно важно получить сколько-нибудь объективные данные, респондентов нередко наводят на «правильные» или «ожидаемые» ответы. Есть ли в этом прямая установка или же социологи стараются угадать желания людей «наверху», неясно. Понятно лишь, что целевые показатели, заданные в «Стратегии», социологические службы могут воспринять как ориентир для себя.
Все это происходит в условиях дискуссионной тишины. Национальные проблемы в России не принято обсуждать открыто и свободно – притом что антимиграционная риторика в политических кругах допускается. Это повышает вероятность оторванных от действительности социологических исследований, создающих собственную реальность. В отчете будет написано, что лишь 15% или 10% допускают конфликты на национальной почве, а что происходит на самом деле – не важно. Наверное, предостерегать должен опыт СССР, где национальный вопрос «решили раз и навсегда и успешно», но потом страна распалась, и последствия этого распада ощутимы до сих пор.
На заседании Совета по межнациональным отношениям при президенте РФ в начале ноября представители Российской академии наук говорили Владимиру Путину, что они готовы модернизировать методы диагностики межнациональных отношений, и без того проверенные десятилетиями. Иными словами: если есть «Стратегия» и есть государственный интерес, то желающих дать стране нужные показатели найдется достаточно.
Александр Аллахвердян 
