Наивный Гамлет

- Александр Павлович, за годы разлуки со станком Гутенберга у вас наверняка скопились обиды и на судьбу, и на литературный истеблишмент, и на время┘

- Обижаться на судьбу - занятие непродуктивное. Скорее есть обида на себя сегодняшнего, недовольство собой. Судите сами. Когда-то я был свободен, потому что знал, что все равно не напечатают. Было ощущение, что меня боится всесильный КГБ, а это чего-то стоит. Потом появилась возможность публиковать свои вещи. И свободы в моем понимании стало меньше. Она стала превращаться в осознанную необходимость. Еще один парадокс: не печататься тогда было в какой-то мере почетно, а печататься сейчас - сомневаюсь. К тому же я не вижу своих читателей и не очень верю в то, что имею аудиторию. Сегодня никто не читает вменяемых книг и журналов. Никто по большому счету не читает даже критических статей. Чем я действительно горжусь - тем, что мои старые вещи принимают за новые. В последнем сборнике рядом стоят стихи, написанные недавно, и лет сорок назад. Разобраться в датировке непросто. Значит, стихи не стареют. Кстати, у великих поэтов я люблю как раз ранние вещи. У пятнадцатилетнего, если не ошибаюсь, Есенина очень нравится вот это: "От луны свет большой / Прямо на нашу крышу". У Пушкина примерно того же возраста читаем: "Где наша роза, / Друзья мои? / Увяла роза, / Дитя зари! / Не говори: / Так вянет младость! / Не говори: / Вот жизни радость! / Цветку скажи: / Прости, жалею! / И на лилею / Нам укажи". Это стихи необыкновенного философа. Философа в пятнадцать лет!

- Ранние стихи великих поэтов обычно нравятся детям┘

- Воспринимаю как комплимент. Но оценка еще очень связана с поколенческими пристрастиями. "Алеко", "Бахчисарайский фонтан" звучали ностальгически прекрасно для друзей Александра Сергеевича.

Что для них "Евгений Онегин" по сравнению с юношескими поэмами! Я, например, люблю молодого Бродского, а позднего воспринимаю с трудом. И это тоже поколенческое пристрастие. Кстати, наши пути с Иосифом однажды пересеклись. После ареста Юлия Даниэля его жена Лариса позвонила мне и позвала слушать Бродского. Он читал на семинаре Тарковского в ЦДЛ. Читал замечательно. В моей памяти он сохранился совсем непохожим на растиражированный впоследствии образ Бродского: мощный, атлетически сложенный еврей, с большими руками, которые он воздеть, с красными обветренными ладонями. Ничего общего с американским профессором. После семинара мы пошли к Ларисе на Ленинский проспект. Идти было далеко. По дороге мы останавливались и читали на газетных стендах "Московскую правду" и "Вечерку", где были подвалы о предателях родины Даниэле и Синявском. О стихах мы не говорили.

- Литература не стала для вас профессией, то есть занятием, обеспечивающим существование и социальный статус. Но ведь все эти годы - треть века! - надо было на что-то жить┘

- Я никогда не рассчитывал жить за счет литературы. У меня диплом кинодраматурга. В послужном списке - сценарий фильма "Лето сорок третьего года", множество мультиков, а также текстов и песен к ним. Одно время я даже вел семинар кинодраматургов мультипликационного кино, куда ходили Людмила Улицкая и Игорь Иртеньев. Это забавно, потому что я не учил Улицкую писать романы, а Иртеньева - стихи, но кончилось именно этим.

- Подходящая профессия, чтобы уйти из нее в литературу┘

- В отличие от Иртеньева и Улицкой я как раз ушел из литературы в кино. Времена были безнадежные. Меня не печатали и печатать не собирались. Надо было найти какую-то нишу в жизни. Этой нишей оказалась мультипликация. Редактором мультфильмов я был около тридцати лет. Да и сегодня не чужд этой профессии. Несколько лет назад по моим сценариям сделали пару фильмов. А один мой детский стишок экранизировал сын режиссера Котеночкина: "Гуляли как-то два слона / Среди высоких трав. / И слон один сказал "хрю-хрю". / Другой сказал "гав-гав". / Но приключилась вдруг беда - / Их залил свет луны. / И все увидели тогда, / Что это не слоны". Мультипликационные люди замечательны тем, что до старости остаются детьми. Они тепло меня приняли, я их тоже очень люблю. Но приходилось много вкалывать, и вряд ли это шло на пользу, поэзии. С другой стороны поэзия - тоже работа. Были стихи, которые я писал десятилетиями, делал по пятнадцать-двадцать вариантов┘ Но вообще-то поэты - бездельники, гуляки. Есть какой-то бес поэзии, а может быть, ангел, который трудится вместо них. Трудится не покладая рук, чтобы вбить стихи в голову бездельника и лентяя. Вот это работяга!

- Сколько же лет вас не печатали в общей сложности?

- Тридцать пять. После стихов в одиозном "Синтаксисе" Алика Гинзбурга, который печатал Бродского, Уфлянда, Бобышева, меня вызвали в КГБ, и генерал Цвигун пообещал, что мои стихи не будут публиковаться, что имя мое будет неизвестно народу. Но это формальная причина. А неформальная сводится к тому, что я не совпадал с тогдашним литературным процессом. Слава богу, не совпадал. Никогда не любил этот пресловутый процесс, не люблю его и сейчас. Художник Мильчин с киностудии "Союзмультфильм" привел однажды философско-спортивную аналогию, которая меня потрясла. Когда идут гонки на длинную дистанцию, случается, что аутсайдер на целый круг отстает от остальных бегунов. Но то, что он отстал, понятно лишь посвященным, людям с первых рядов. Со стороны же картина такая: аутсайдер идет впереди и его изо всех сил пытаются догнать остальные┘ n

P.S. В стихах Тимофеевский на ту же самую тему высказался еще емче и афористичнее, чем его знакомый художник в философско-спортивном жанре: "Я разминулся со временем. / Такой анекдот, господа. / Я в правильном шел направлении, / А время пошло не туда".