Петр Спивак
Хорхе Луиса Борхеса называют «великим слепцом». Интеллектуальная зрячесть – его важнейшая черта.
Фото Греты Штерн
Мы уже привыкли считать, что август – месяц бед и несчастий. С уточнением: это у нас, в России. Но сегодняшняя календарная хроника наводит на подозрение, что не одни мы такие в этом мире.
В Римской империи, например, 24 августа связано с двумя мрачными событиями. В 79-м году произошло извержение Везувия и настал «последний день Помпеи» (а также Геркуланума и Стабии) – тот самый, что на картине Брюллова. А ровно 1600 лет назад, 24 августа 410 года, вестготы, предводительствуемые своим королем Аларихом I, взяли самый Рим, подожгли его и разграбили.
Ужасы европейской истории, приходящиеся на все ту же роковую дату, продолжались и далее. Название одного из них стало уже устойчивым фразеологизмом. Знаете ли вы Варфоломеевскую ночь? Нет, вы не знаете Варфоломеевской ночи. Между тем 24 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея, французские католики по сигналу с церковной колокольни устроили массовую резню гугенотов. В одном только Париже убито было от 3 до 10 тысяч человек.
И в Новом Свете этот заколдованный день заслужил недобрую память. В 1814 году британцы взяли столицу США Вашингтон и сожгли там Белый дом. А в 1848-м в устье реки Мерсей сгорел парусник Ocean Monarch, и на нем погибли более 200 человек.
Но только упражняясь в риторике, можно говорить о каком-то злом роке. Хаос, игра слепых сил. Человек обречен им противостоять. И это стало одной из главных тем в творчестве аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса, родившегося 24 августа 1899 года (ум. 1986). Можно счесть символичным тот факт, что болезнь, приведшая к слепоте, поразила самого Борхеса (как когда-то и его отца); по его словам, «у нас в семье молча подразумевалось, что мне надлежит осуществить в литературе то, чего обстоятельства не дали совершить моему отцу. Это считалось само собой разумеющимся». И он начал писать в возрасте шести или семи лет. И самый, наверное, устойчивый образ в творчестве Борхеса – это необъятный, необозримый, бесконечный мир накопленных людьми знаний, книг, информации. «Вавилонская библиотека» – так называется известнейший его рассказ. Вавилонская библиотека – это, в сущности, вселенная. Космос культуры. Но┘ довольно специфический космос, с примесью опять-таки хаоса. Потому что большинство книг этой воображенной писателем библиотеки представляют собой просто бессмысленный, хаотический набор знаков. Книги в привычном смысле слова – в меньшинстве. И это весьма реалистический, надо признать, взгляд на создания ума человеческого.
Борхес, надо заметить, не романист. Он не просто не писал романов, но принципиально выбрал для себя другой путь – работу в малой форме. Фирменные черты его писательского почерка – краткость, сжатость до предела. И это не прихоть, а особый, подчеркнуто интенсивный способ повествования, который имеет прямое касательство к той самой борхесовской художественной задаче, противостоянию хаосу. Информация, если ее не стеснять, и в самом деле займет все мировое пространство. Творческая воля писателя и есть акт сопротивления такому хаосу.
В XX веке были предприняты и другие способы упорядочения информационной вселенной. Прежде всего это, конечно, создание компьютеров. Впереди здесь шла Америка, а в СССР, как известно, кибернетику вообще объявили буржуазной лженаукой. Но потом, в послесталинские времена, кое-что сдвинулось. Родившийся 24 августа 1923 года математик академик Виктор Глушков (ум. 1982) был на этом поприще одним из ведущих людей. Правительство, а именно Косыгин, поручило ему создание общегосударственной автоматизированной системы управления (ОГАС). И Глушков к середине 60-х годов разработал такую систему. Это было, если говорить об идее в целом, причудливое сочетание кибернетических подходов с принципами и правилами плановой экономики. Осуществить идею «в металле» Глушкову так и не дали. Но если бы система ОГАС была реализована, то на нее бы легла задача принципиально неразрешимая, как доказала современная экономическая наука: управлять всем и вся из единого центра. Получилось бы подобие Вавилонской библиотеки Борхеса, с преобладанием бессмыслицы и неразберихи. И кто знает, сколько бед и какую разруху это бы принесло...
