Москва мускулистая

Американские военные обучают болгарских на базе к востоку от Софии.
Фото Reuters

Начиная с 2000 года внешняя политика РФ прошла ряд этапов. До 2003 года определяющим был курс на сближение с Западом, под флагом «европейского выбора» и с заявкой на союзнические отношения с США; затем, вплоть до 2007 года, Москва проводила политику неприсоединения: подчеркнутая независимость от Запада сочеталась с нежеланием конфронтировать с ним. В знаменитой Mюнхенской речи Путин фактически сформулировал условия, на которых он рассчитывал принудить Америку и Европу к партнерству с Россией: принимайте нас такими, как мы есть; ведите себя с нами как с равными; сотрудничайте с нами на основе взаимных интересов. «Принуждение к партнерству» не состоялось. Сегодня Россия все больше движется в сторону изоляции от несостоявшихся партнеров.

Тактика и стратегия

Год назад российское руководство ощущало себя хозяином положения. Оно сумело переформатировать конструкцию политического режима при полном сохранении его сути. Рост экономики, взлет рынков, приток инвестиций позволяли Кремлю выдвигать амбициозные стратегии на полтора десятилетия вперед. В условиях уже начинавшегося мирового кризиса Россия виделась островом стабильности, а рубль – резервной валютой на огромном пространстве между зоной евро и царством юаня. Это пространство – страны СНГ – должно было стать сферой притяжения России, областью ее привилегированных интересов и зоной ее преобладания – политического, экономического, военного и культурного.

Главным своим противником в реализации сформулированного еще в 2003 году «проекта СНГ» Кремль определил те круги в США и – шире – на Западе, которые продвигали расширение НАТО на территорию постсоветских государств и/или поддерживали там цветные революции. В роли «ближнего» противника выступили антироссийски настроенные правительства соседних стран – Грузии и Украины, а также их союзники из государств Балтии и Польши. Важнейшей задачей на 2008 год стал срыв предоставления Киеву и Тбилиси Плана действий на пути к членству в НАТО (ПДЧ).

Новой холодной войны в Кремле не желали, но отступать желали еще меньше. Не располагая возможностью прямого влияния на решения Атлантического альянса, Москва на деле зависела от готовности и способности ведущих европейских государств – членов НАТО блокировать усилия Вашингтона по предоставлению ПДЧ. Для того чтобы призывы Берлина и Парижа к союзникам по НАТО проявлять осторожность имели больший эффект, Москва недвусмысленно указывала на реальную опасность внутренней смуты в Украине и перспективу размораживания этнических конфликтов в Грузии. В апреле 2008 года президент Путин пошел на беспрецедентный шаг – съездил на бухарестский саммит НАТО, чтобы лично предостеречь западных лидеров от принятия в свои ряды «нестабильной Украины» и «воюющей Грузии».

Двойственное решение бухарестской встречи – ПДЧ пока не предоставлять, но эвентуальное вступление Украины и Грузии в НАТО одобрить – привело не к разрядке, а к дальнейшему обострению ситуации вокруг обеих стран. В Грузии Михаил Саакашвили попытался силой решить в свою пользу осетинский конфликт и тем самым устранить формальное препятствие на пути к ПДЧ. В Киеве Виктор Ющенко начал подготовку к переизбранию на второй срок под лозунгами защиты независимости Украины от посягательств Москвы. Москва, со своей стороны, перешла к решительным встречным шагам.

О безрассудстве и авантюризме действий Саакашвили сказано достаточно, в том числе и автором этой статьи. Россия была вынуждена наносить ответный удар. Важно, однако, и другое – война на Кавказе стала крахом многолетней политики Москвы, пытавшейся использовать «замороженные конфликты» как непреодолимые барьеры на пути вступления Грузии в НАТО. По факту получилось, что государство, претендующее на роль великой державы, оказалось не способным политическими средствами обеспечить безопасность непосредственно на своих границах. Сохранение на протяжении полутора десятилетий тлеющих очагов напряженности на Кавказе и на Днестре свидетельствует о триумфе тактики российской внешней политики над ее стратегией.

Новая Европа чувствует себя частью Евросоюза. Поврежденную его вывеску в Праге, обязательно починят. Фото Reuters

Грубость вместо мягкости

После войны с Грузией президент Медведев в терминах, близких к тем, что употреблял за 180 лет до него президент Монро, сформулировал доктрину привилегированных российских интересов в странах СНГ. Повторяя другую старую американскую максиму, Медведев выдвинул также тезис о защите Россией ее граждан за рубежом. Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров, покритиковав «модерн» нациестроительства с позиций «постмодерна», предложил в качестве альтернативы интеграцию «второй Европы» вокруг России. Но в отличие от «первой Европы» (ЕС) у потенциальной второй (СНГ) есть естественный гегемон, поэтому интеграция здесь естественно укладывается в парадигму восстановления российского центра силы.

Непопулярность этой парадигмы практически у всех партнеров России в странах СНГ ставит серьезные ограничители на пути «восточной» интеграции. По принципиальному для Москвы вопросу признания независимости Южной Осетии и Абхазии Россию не поддержал ни один из ее формальных союзников по Договору о коллективной безопасности или партнеров по интеграции в рамках ЕврАзЭС. Фундаментальная причина одна: каждый союзник увидел в этом вопросе тест на независимость, и никто не захотел выглядеть сателлитом Москвы. Отказ Москвы от соблюдения принципа территориальной целостности постсоветских государств создает опасный для ее соседей прецедент, а готовность с оружием в руках защищать права российских граждан, которых много и в Приднестровье, и в Крыму, и в других регионах бывшего СССР, усиливает впечатление.

Итоги референдума по вопросу о членстве Грузии в НАТО и выход страны из СНГ показательны именно как вотум недоверия Москве. Грузия, вероятно, навсегда утратила Абхазию и Южную Осетию, но и Россия, со своей стороны, надолго потеряла Грузию – вне зависимости от персонального состава ее руководства – как дружественную страну. В «поясе добрососедства», который когда-то собирались выстроить в СНГ творцы российской внешней политики, будет отсутствовать по крайней мере одно звено.

Возможно, не единственное. Если Михаил Саакашвили своими действиями подорвал хрупкий мир на Кавказе, то указ Ющенко о досмотре кораблей Черноморского флота, отправляющихся из Севастополя в Сухум или возвращающихся обратно на базу, создавал угрозу вооруженного столкновения и ставил на карту безопасность всего континента. С тех пор от пропасти удалось отойти, но фундаментального улучшения отношений между Киевом и Москвой не произошло. Для президента Украины и его сторонников залог независимости – присоединение к Западу: вначале через НАТО, что легче, затем – через ЕС. С этим согласны 20% населения, больше половины против (хотят в Европу, но без разрыва с Россией).

Единственной силой, способной сформировать пронатовское большинство в соседнем родственном обществе, является сама Москва. Российские деятели высшего ранга позволяют себе публично выказывать пренебрежение к соседу – в выражениях, которые сама Москва сочла бы в высшей степени оскорбительными, если бы они были адресованы ей самой. Проблема в том, что многие в Москве считают Украину не иностранным государством, а частью исторического «тела России». Более того, выражаются сомнения относительно устойчивости самой украинской государственности. В итоге получается: Украина – и не заграница, и не полноценное государство. Тогда что же? И что позволено в этой ситуации, а что нет? Российские государственные деятели вслух высказывают «мысли о немыслимом»: о возможном нацеливании российских ракет на Украину в случае, если она допустит размещение на своей территории американских баз. Таким образом, средство (отвернуть Украину от НАТО) незаметно переходит в цель – привязать Украину к России. Характерен при этом парадокс: обладая огромным потенциалом «мягкой силы», Москва неизменно предпочитает грубую. Вместо love – tough love. Но, как известно, насильно мил не будешь. Если большинство украинцев в ответ станут воспринимать независимость своей страны исключительно как независимость от России, цифры опросов по НАТО могут двинуться в нежелательном для Москвы направлении.

«Европа» в дефиците

Холодная газовая война в январе 2009 года стала новым важным рубежом в эволюции российской внешней политики. То, что поначалу воспринималось как досадное дежавю, преимущественно коммерческий спор с имманентной коррупционной составляющей и неизбежными политическими обертонами (причем на этот раз в условиях, менее благоприятных для Киева, чем в 2006 году), превратилось в выяснение российско-украинских отношений за счет замерзавшей без газа Европы. Такое забудется не скоро.

Реально при этом речь шла, по-видимому, о неудавшейся попытке использовать газовый фактор для усиления позиций премьер-министра Украины «прагматика» Юлии Тимошенко за счет прозападного президента Ющенко. Коррумпированность украинских политиков является здесь не столько проблемой, сколько решением проблем. На сей раз, однако, Ющенко скорее всего сумел в последний момент расстроить комбинацию своей соперницы и премьер-министра Путина и поднял ставки настолько высоко, что серьезно осложнил отношения России с Евросоюзом.

В результате произошло то, чем «руссоскептики» по обе стороны Атлантики всегда пугали «наивных европейцев», слепо полагавшихся, по их мнению, на «Газпром»: в разгар зимних холодов газ из России перестал поступать. Европейцам, которым было некогда, неинтересно и просто невозможно (из-за закрытости условий контрактов) разбираться в том, кто прав в споре «Газпрома» с «Нафтогазом», стало предельно ясно: энергобезопасность Европы – это безопасность от реального перекрытия трубы из России. Будучи формально правой, но неуклюже маневрируя, Москва свалилась именно в ту яму, в которую всегда боялась попасть. Ее раздраженные обещания переключить потоки газа с Европы на Азию лишь укрепляют европейцев в мнении о необходимости коренного пересмотра долгосрочной энергетической политики. Европа, возможно, уже не считает Украину, как три года назад, «несчастной жертвой российского диктата», но ответственность за ситуацию возлагает на Россию: у нее все-таки контракт с «Газпромом», а не с «Нафтогазом».

Двадцать лет спустя после падения Берлинской стены центральной проблемой отношений Россия–Запад вновь стала безопасность. Приходится признать: созданная в 1990-е годы европейская архитектура безопасности оказалась несостоятельной. У Москвы накопилось несколько вопросов к США и их союзникам: что делать с расширением НАТО на страны СНГ; с проблемой европейской ПРО; с договором ДОВСЕ. Игнорировать любую из этих проблем – значит играть в русскую рулетку.

Другое дело – как поступить. Анализ обнародованных в 2008 году российских идей создает впечатление, что Москва, предлагая заключить договор о европейской безопасности (ДЕБ или «Хельсинки-2»), стремится к восстановлению – в сильно облегченном варианте – ситуации последнего периода холодной войны. У «нового Запада» (НАТО плюс ЕС) и «нового Востока» (ОДКБ) в соответствии с этим видением будет юридически обязывающий договор, фиксирующий их национальные границы и коллективные зоны ответственности; дальнейшее расширение НАТО на восток будет юридически незаконно. Главное же – у Европы опять появятся признанные лидеры, компетентные решать все ее проблемы: США, Европейский союз, Российская Федерация.

Между тем проблема расширения НАТО – это проблема не только построения безопасности Европы, но и построения современного государства в России. Приверженность европейскому выбору – в отличие от того, что утверждает министр Лавров, – проявляется не в идеях типа ДЕБ (в таком случае и Брежнев с Черненко были бы примерными «европейцами»), а в готовности строить «Европу» (правовое государство; социальную рыночную экономику; политическую демократию; права человека и т.п.) у себя дома. В освободившейся 20 лет назад Центральной и Восточной Европе подтверждения этому уже есть. В России «Европа» пока явно в дефиците – если не считать, конечно, проведенного под конец 2008 года якобы «европейского» удлинения сроков полномочий президента и парламента.

Одним из камней преткновения в отношениях между Россией и ЕС являются страны Центральной и Восточной Европы, включая Балтию. В 2009 году грядут юбилеи: 20 лет падения Берлинской стены, 70 лет пакта Молотова–Риббентропа. Самое умное, что может сделать Россия, это открыть архивы, связанные с Катынью, аннексией Балтийских государств, Второй мировой войной и послевоенным периодом. Глухая оборона на историческом направлении и операции в духе «Наших» способны принести России лишь новые потери. Надо помнить: отношения Москвы с Европой – это не только Берлин, Париж и Рим, но и Варшава, Прага и Рига. И еще: это не только отношения государств и правительств, но также бизнесов и отдельных людей.

В отношениях с США Москве продолжает мешать неизбывная одержимость «борьбой с однополярным миром», которого, как тут же выясняется, либо уже нет, либо никогда не было. Жесткий тон первого ежегодного Послания Дмитрия Медведева неприятно поразил американскую аудиторию, а угроза – в ответ на создание в Европе третьего позиционного района ПРО США – разместить в Калининграде ракеты «Искандер» является очевидной ошибкой уже с точки зрения российских интересов. Другими грубыми просчетами – с точки зрения информационного позиционирования России в мире и воздействия на американскую общественность – стали демонстрационные перелеты российских стратегических бомбардировщиков в Венесуэлу и поход кораблей Северного флота в Карибский бассейн. Самолеты, конечно, должны летать, а корабли – ходить в море, но публичное братание с Уго Чавесом – яркий пример антирекламы, а «единственное в мире» признание Южной Осетии и Абхазии со стороны Никарагуа выглядит как конфуз.

Реформы или кризисы?

Сдерживание России извне – политика негодная и опасная. Вмешательство Запада в российские внутренние дела – бесперспективно и бессмысленно. Вместе с тем самим россиянам должно быть совершенно ясно: подлинное равенство в XXI веке – это равенство институтов, а не мегатоннажа баллистических ракет или, скажем, размеров ВВП. До тех пор пока Россия не станет современным государством, ее политическая система не будет рассматриваться как совершенно легитимная и с легитимными же интересами во внешнем мире. Такова реальность, нравится она кому-то или нет. Оптимальный путь приобретения Россией высшего международного статуса – это последовательная модернизация страны как результат целенаправленной политики, расширяющей участие граждан в выработке решений и контроле над ними. Известно, что платой за отсутствие реформ становятся кризисы.

Чтобы расти вверх, нужно избавиться от высокомерия. «Крах либерального капитализма» не стоит в одном ряду с крахом коммунизма, а «разрушение очередного имперского порядка» (что бы под этим ни подразумевать) – с развалом СССР. На наших глазах американский народ продемонстрировал способность к регенерации своей политической системы. С избранием Обамы Америка в очередной раз «переизобрела сама себя». Самое главное – не то, что выбрали чернокожего, а то, что это был выбор обыкновенных американцев, а не элит, кланов или политических машин. Для россиян, сохранивших способность размышлять и сопоставлять, сравнение выборов 2008 года в РФ и США показательно и поучительно.

У Москвы есть основания претендовать на более активную роль в мировых делах, на более весомое участие в мироуправлении. Но что такое – мировой порядок? Смена пресловутой однополярности олигархатом пяти-шести государств, включающим РФ? Получается, все дело в рассадке за столом: надо сесть «так». В Москве любят ООН, но в основном из-за права вето в Совете Безопасности. А ОБСЕ – не любят по причине отсутствия аналогичного совета. Но что готова Россия принести остальному миру? За что принять на себя ответственность? Пока что наиболее популярной и востребованной остается идея национальных интересов, но в ее основе очевидно лежит национальный эгоизм, а не производство общественных благ. Пора осознать, что внешняя политика России зашла в тупик. Никогда еще в новейшей истории отношения страны одновременно с Европой, Америкой и ближайшими соседями (Украина, Грузия, Эстония) не были столь напряженными.

Отдавая приоритет задаче модернизации страны, Россия должна будет идти по пути сближения с Европой, Северной Америкой, в целом с экономически и политически развитым миром. Ставя во главу угла восстановление доминирования в Евразии, Россия быстро истратит свои ресурсы в борьбе с объектами ее державных амбиций, с региональными державами и вступит в вязкое противостояние с Америкой и Европой. Такой курс наверняка приведет к кратковременной, но болезненной и разрушительной двойной изоляции страны – изнутри и снаружи – и заблокирует очередной модернизационный проект. Допустим, этого могли бы желать противники сильной России. Друзья России и сами россияне должны такой курс отвергнуть.