Теория о европейском морском доминировании

JOSH WEIL FOR THE NEW YORK TIMES Статуя Чингисхана на площади Сухэ-Батора в столице Монголии Улан-Баторе

Недавно я был в Дели, где проводил большую часть времени в кабинетах, заполненных людьми, говорившими об экономике. Но я ненадолго выбирался, чтобы осмотреть достопримечательности, и поймал себя на том, что размышляю об истории. Я подумал, почему бы не предложить своим читателям несколько любительских исторических замечаний.

Для меня отправная точка  это осознание того, насколько большой была Империя великих моголов (я, невежественный представитель западной цивилизации, знаю об этом). В XVI–XVII веках эту империю населяло больше людей, чем любое государство в Европе; по сути, ее численность была сопоставима с населением всей Западной Европы, если не превосходила ее. Это был период, когда душевые доходы практически не отличались, так что могольская экономика также затмила бы любую из европейских.

Но было ли государство моголов в своем роде уникальным? Не совсем. Оно процветало в эпоху пороховых империй, крупных государств, где сила центральной власти опиралась на осадную артиллерию и профессиональных пехотинцев, вооруженных пиками и мушкетами. Термин «пороховые империи» обычно используют в отношении трех гигантских исламских государств – османского, сефевидского и могольского. Но, насколько я понимаю, под эту модель подходили фактически все в рамках дуги, простиравшейся от Китая времен династий Мин/Цин до Испании Габсбургов.

В этот период государства Северо-Западной Европы, которые в итоге займут такое важное место в мировой истории, выглядят малозначительными. И они продолжали смотреться малозначительными в плане численности населения и экономического веса вплоть до начала XVIII века. Более того, видимое преимущество в сфере военных технологий появилось у них гораздо позже.

Но, конечно, и это упрощенное представление. Так как даже в эпоху расцвета пороховых империй государства, находившиеся на самом западе Европы, господствовали над мировыми океанами. Речь не о Средиземном море, а именно об открытом океане, где у галер никогда не было шансов, и были лишь парусные корабли с пушками. Европейские государства с выходом к Атлантическому океану очень рано взяли все под контроль. Почему?

Ладно, приведу странную аналогию: подумайте о длительном военном доминировании степных кочевников.

Термин «могол», конечно, происходит от монгола, и Чингисхан был лишь одним из череды завоевателей, вышедшим из степей и завоевавшим огромные цивилизации несмотря на то, что численность степных народов была крошечной в сравнении с населением регионов, покоренных кочевниками. Почему кочевники были такими грозными?

Что ж, они были всадниками, а те на протяжении долгого времени оставались самыми эффективными воинами в мире. Каждый разбирался в луках и стрелах, возможно, даже составных луках, и каждому было известно, на что способны искусные лучники на лошадях. Конечно, проблемой цивилизованных земель было найти военных рекрутов, обладающих необходимыми навыками. Чтобы стать хорошим лучником, начинать учиться надо было очень рано: Англия отказалась от длинных луков не потому, что мушкеты были лучше, а потому, что стрельба из лука перестала быть популярным времяпрепровождением, и стало значительно проще научить крестьянина стрелять из мушкета. То же относится и к верховой езде. А добиться сочетания таких умений, должно быть, было по-настоящему нелегко.

Однако сами условия существования кочевников предполагали, грубо говоря, наличие большого количества мужчин с необходимыми навыками. Так что степные кочевники доминировали на войне благодаря умениям, которые они закрепляли, пока не воевали.

А теперь подумайте о корабельной артиллерии парусных судов. Пороховые империи знали все о пушках. Но я догадываюсь (уверен, есть настоящие историки, которые могут поправить меня, если я ошибаюсь), что Западная Европа благодаря своему географическому положению и стилю жизни располагала несоразмерно большим количеством искусных покорителей океанов. В обычные времена, да даже и во время войны, мало кто из них участвовал в военных действиях. По большей части они занимались прозаической доставкой грузов, прежде всего сельди, а позднее трески. Но стоит ли спорить, что эти мореходы обеспечили базу знаний, которая дала европейским государствам с выходом к Атлантическому океану большое военное преимущество на море?

Очевидно, эта гипотеза нравится мне по нескольким причинам. Она в какой-то степени льстит моим напрасным мечтаниям стать одним из психоисториков Айзека Азимова. Думаю, что аналогия между, скажем, Республикой Соединенных провинций Нидерландов и Чингисханом – это довольно круто, так же как и мнение о том, что европейское доминирование в конечном счете опиралось на торговлю селедкой.

Конечно, велика вероятность того, что эта гипотеза по какой-то причине откровенно ошибочна, что ее тщательно разобрал какой-нибудь выдающийся историк, который случайно ускользнул от моего внимания, а может, и то, и другое.

КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM

Когда обстановка обеспечивает преимущество

Мне эта аналогия нравится, но, я думаю, дело не в вооружении, а в мобильности. Конные армии степных народов добивались успеха, так как могли сконцентрировать силы и быстро перемещать их с места на место. Они могли превзойти числом и победить любого противника, поскольку всегда умудрялись прибыть на поле боя, прежде чем доходили известия об их перемещениях.

У флотов были аналогичные преимущества до появления радио. Известный пример – викинги, но европейцы из прибрежных государств (португальцы, испанцы, голландцы и англичане) подняли планку еще выше.

– Rob Porter, Пенсильвания

Почему мореходство было значимо для западноевропейцев и не имело такого значения для великих держав Азии? Очень просто: Азия производила много вещей, пользовавшихся спросом в Европе, так что у европейцев был стимул добраться до Индии. В свою очередь, Европа не производила ничего из того, что еще не сделала Азия (или не могла сделать лучшего), так что ни у Индии, ни у Китая не было стимула искать маршруты в Европу.

В течение столетий, что существовал Шелковый путь, между Европой и Индией не было морского сообщения. Но как только поднялась Османская империя и перекрыла (или подняла тарифы) эту торговлю, португальские и генуэзские торговцы начали искать альтернативный морской путь. В результате они добились не только превосходства на море, но и появления европейских империй в Америке.

– David F., Мичиган

Дело было не в лучших мореходах – в конце концов индийцы и другие столетиями бороздили Индийский океан, – а в способности строить и вооружать корабли по иной технологии.

Западноевропейцы, ходившие по гораздо более суровому Атлантическому океану, вынуждены были разрабатывать для своих кораблей всевозможные виды перекрестных раскосов и распорок, которые не требовались судам в Средиземном море и Индийском океане. Вследствие этого последние были легче и дешевле. Но они также разламывались после нескольких пушечных выстрелов. Таким образом, проблему обратили в преимущество.

Европейцы, пришедшие в Индийский океан, оказались единственными, кто был по-настоящему готов вести морской бой, который сегодня мы называем пиратством. Они были варварами, но одновременно и эффективными грабителями.

– Marc Kagan, Нью-Йорк

Хотел бы добавить, что Республика Соединенных провинций Нидерландов также стала грозной благодаря умению своих граждан отливать церковные колокола. Они овладели литьем бронзы, что также помогло им делать хорошие пушки. Так что, как только голландские корабли стали появляться в Индийском океане, на них уже стояли ряды пушек. В то время как у португальских кораблей обычно было по четыре пушки на борту.

– Bert Terpstra, Нидерланды