Максим Лаврентьев
Константин Ваншенкин. Шепот: Интимная лирика. – М.: Компания Спутник+, 2008. – 392 с.
Имя Константина Ваншенкина несколько потускнело в сиюминутном блистании сегодняшних поддельных талантов, оно почти не различимо за послеполуденным храпом русского поэтического Фавна. Однако ни имя это, ни его обладатель никуда не исчезли; память об авторе некогда хрестоматийных песен «Алёша», «Я люблю тебя, Жизнь», «Вальс расставания» и других, написанных в соавторстве с композиторами Эдуардом Колмановским и Яном Френкелем, жива не только во все сужающемся кругу самого старшего, еще военного поколения, но и (сужу по себе тридцатилетнему) не выкорчевана покамест из сердец молодежи. «Кружится, кружится старый вальсок./ Старый, забытый, старый забытый вальсок».
«О, память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной», – некогда писал тезка Ваншенкина, Константин Батюшков, в завистливо раскритикованном Пушкиным стихотворении «Мой гений». Именно эта «память сердца», передающаяся если не с кровью, то уж точно с воспитанием, заставляет вдруг словно очнуться, вынырнуть из наркотического бреда MTV на мужественный баритон Марка Бернеса: «Я люблю тебя, Жизнь,/ Что само по себе и не ново./ Я люблю тебя, Жизнь,/ Я люблю тебя снова и снова». Нет ничего удивительного в том, что в любви к этой песне признавался сам Юрий Гагарин. Но ведь запутавшееся во всемирной паутине, согнанное в «Южный Парк» и запертое в «Доме-2» человечество перестает смотреть на звезды┘ Кстати сказать, неоднократно обнаруженный эротический подтекст ваншенкинского шедевра, очевидный, например, в словах «я люблю тебя снова и снова», теперь не представляется мне случайностью, как раньше. Причина тому – новая книга поэта, где его любовная, в том числе и вполне себе эротическая лирика, выйдя из тени гражданственного пафоса, приняла наконец завершенную форму.
«Мы помним факты и событья,/ С чем в жизни сталкивало нас,/ В них есть и поздние открытья,/ Что нам являются подчас». Первым из таких поздних открытий стали для меня стихи из процитированной сейчас книги «Шепот». В них старейший русский поэт (вот и второе позднее открытие) предстал перед своими читателями в не совсем обычной, скажем так, роли – чистейшего, искреннейшего любовного лирика, не только восторженного певца, но и глубочайшего философа любви. Конечно, кому-то может припомниться в этой связи знаменитое тютчевское «И старческой любви позорней/ Cварливый старческий задор». Но не сам ли Федор Иванович первым явил опровержение собственной максимы?
Новый Ваншенкин иногда позволяет себе весьма вольно обращаться с женскими образами, но внутренне он всегда по-мужски строг и собран. Его профессионально отточенные стихи хотя порой и балансируют зримо на грани фола, однако в сердцевине своей бесконечно далеки от всякого рода пошлости. Тем более что многие из них посвящены писательнице Инне Гофф – многолетней музе поэта.
В последние годы сложилась своего рода традиция превратно судить о Ваншенкине и других поэтах его поколения (Винокурове, Гудзенко, Друниной и т.д.), говорить в том числе о риторичности их поэзии. Если такое мнение хотя бы отчасти верно, то в отношении стихов, собранных в «Шепоте», так сказать нельзя. Перед нами реалистический лаконизм русского классика: «Женщина в таинственной судьбе/ Посреди покоя/ Нежится, прикрыв глаза себе/ Согнутой рукою».
Сложно передать сухой критической прозой все многообразие ощущений от знакомства с прелестными стихами позднего Ваншенкина – их непременно нужно прочитать.
