Энергия творчества была в нем, казалось, неисчерпаемой.
Фото агентства «Москва»
Не из-за длины пути, а в силу насыщенности говорят о человеке-эпохе. Противоречивость некоторых творческих выплесков Церетели-художника, казавшаяся продолжением и его кипучей активности, и поразительной работоспособности, в конце концов то самое «человек-эпоха» подтверждает.
Он умел вдохновлять. Художников, президентов, градоначальников… думается, во многом его энергии, вдохновению и, конечно, личному участию мы обязаны возрождением храма Христа Спасителя. И до сих пор почти единственный в Москве нефигуративный памятник – монумент Зураба Церетели и Вознесенского – посвященный дружбе народов – русских и грузин, этот памятник вселяет надежду и сегодня, когда дружба, к сожалению, не так крепка. Энергия творчества в Церетели казалась неисчерпаемой. В каком бы состоянии он ни был, в руке всегда была ручка или фломастер, под рукой лист бумаги. Разговаривая, он всегда продолжал рисовать. Неисправимый оптимист, он всех, кто оказывался рядом, учил оптимизму, вере в высокое предназначение искусства и самого Художника, учил верить в лучшее в человеке, вообще – в лучшее. Он умел заражать оптимизмом.
Выпускник Тбилисской академии художеств, в 1960-х – главный оформитель курортов Грузии, в 33 года он стал заслуженным художником Грузинской ССР, в следующем десятилетии – главным художником МИД СССР. Далее – везде. Еще через 30 лет Зураб Церетели – посол доброй воли ЮНЕСКО, президент Российской академии художеств. Все его регалии вряд ли кто-то сможет перечислить, дело не в них. В Переделкине, где умер Церетели, в 2010-х был создан его дом-музей, как и в Тбилиси, при Академии художеств работает галерея искусств его имени. При этом он же создал Московский музей современного искусства, ставший одной из самых живых институций, связанных с этим направлением, а сейчас – остающейся одной из немногих. За то, что он пустил музей в самостоятельное, не зависящее от его вкусов, плавание, испытываешь к нему огромную благодарность.
Известия о его новых скульптурах приходили почти с частотой новостной рассылки – казалось, щедрой рукой Церетели был готов одарить своими работами и страну, и соседей, а до того, когда представлялся случай, – и весь мир. Церетели нравился масштаб, он участвовал и в создании комплекса на Поклонной горе, и в переустройстве Манежной площади. Это играло с ним саркастичные шутки – не забыть ни изменившего облик Москвы колосса Петра, ни гремевшие вокруг него споры, на которые он, казалось, не обращал внимания. Наверное, и это было частью темперамента, который в живописи и эмалях тоже выплескивался через край, но уже контрастами красок.
Возможно, его страсть к масштабу оказалась по-своему понятым продолжением интереса к масштабу личностей или событий, которые он принимался ваять, будь то Петр I или «Жены декабристов». Как к ним ни относись, это что-то, мимо чего просто так не пройти. Церетели верил в созидательную энергию и вообще – в силу искусства.
Алексей Белов 
