Илья Кукулин "Художественный журнал" # 37/38. "Новая критика".
ОЧЕРЕДНОЙ номер "Художественного журнала" (сокращенно "ХЖ") посвящен "новой критике". Точнее было бы сказать, "новой критичности": некоторые из авторов журнала публикуются довольно давно (Ирина Аристархова, Валерий Савчук, Анатолий Осмоловский), а вот ситуация, о которой говорит номер, сформировалась в последние несколько лет. По уверениям редакционного предисловия, цель номера - обозначить изменившуюся позицию для понимания места радикального искусства в обществе.
Предъявленная "новая критичность" - левая в политическом смысле слова мысль, объединяющая социальный и эстетический анализ. Авторы дают философско-политическое толкование известным произведениям искусства (Алексей Цветков-младший о фильме "Бойцовский клуб"), или описывают искусство, работающее с элементами политического языка (Максим Каракулов об акции "Демонстрация", проведенной группой "Общество Радек"), или анализируют ситуацию современного художника или критика в социально-политическом контексте (большинство авторов журнала).
Так вот, новый "ХЖ" обнаруживает странную вещь. Новейшая левая идеология оказывается эзотерическим учением. Причем эзотеричность эта какая-то виртуальная, даже игровая: она состоит в зацикленности на определенных понятиях и способах отношения к жизни. И обнаруживается она не на уровне статей, а на уровне контекста. Статьи сами по себе содержат много интересных и глубоких мыслей. Владислав Софронов-Антомони пишет - по сути, в ответ, хотя бы и невольный: "НЕНАВИСТЬ - КОНТРРЕВОЛЮЦИОННА! Не всякая контрреволюция есть ненависть, но всякая ненависть есть контрреволюция".
Однако социальное для большинства авторов этого номера оказывается предельным горизонтом интерпретации. Есть, конечно, особые случаи: в статье Цветкова про "Бойцовский клуб" социальное описание человека оказывается метафорой для философско-антропологического его понимания, а антропологическое - для социального. Однако в целом - так.
И поэтому особый интерес вызывают те статьи, в которых есть другой способ интерпретации - прежде всего тексты Валерия Савчука и Лены Ковылиной (есть еще статья Ирины Аристарховой "Воплощения. Размышления о феминистской эстетике и кураторстве" - очень хорошая, ее стоит рекомендовать всем, кто интересуется феминистской проблематикой в искусстве, но все-таки она, скорее, историко-аналитическая). Общее у них - одно: высказывание о личном риске художника и критика в современной ситуации. Идея личного риска временами появляется и в других статьях, но в основном контрабандой. А здесь - все четко. Акционистка Лена Ковылина пишет о швейцарском перформанс-дуэте "Йоко": две женщины, которые довольно жестоко экспериментировали друг с другом - пришивали себя друг к другу нитками, на одной из выставок час плевали друг другу в рот, неподвижно сидя на стульях (у читателя могут возникнуть ассоциации с Хармсом - видимо, неслучайные). Все это совсем не ерунда: демонстрация реального телесного и нравственного риска в современной культуре принципиально важна. И, что еще важнее, человек при этом провоцирует в первую очередь не общество, а самого себя. Философ, куратор и художник Валерий Савчук указывает, что акционизм сочетает в себе черты философии (вспомнив греческих киников - например, философа Диогена, который ходил по улицам с фонарем и орал "Ищу человека!" - чем не Олег Кулик?) и художественного действия. "Философ, живущий "по своей мысли", приходит┘ к искусству коммуникации и синтезу слова и жеста┘ Философ... если он актуален, оказывается по одну сторону баррикады с художником, так как задается тем же опытом про-, вы- и переживания".
Личная вовлеченность - эротическая, психологическая и т.п. - как раз и может стать тем пространством, где социальное ставится под вопрос. Не отменяется, но ставится под вопрос. При таком понимании некоторые из описанных в номере акций сохраняют значение, но меняется их контекст. Есть описанная у Каракулова акция "Демонстрация": несколько художников-акционистов вклинивались в толпу людей, ожидающих зеленого света на светофоре, и, когда "колонна" трогалась, поднимали над ней лозунги вроде "Каждому 700$" или "Sex Marx Karl Pistols". Это художественно продуктивно, но возможны и совсем другие языки высказывания о человеке - метафорические и музыкальные (в видеоарте, например). Они не хуже.
Если считать социальность пределом интерпретации, то возникает ложная дилемма: либо эзотерическое сопротивление, либо некритическое, конформистское принятие общества, в котором живешь. Это не дилемма - это ловушка. Человек в современной ситуации - сам себе эзотерика и ее преодоление. Разговоры о "неолиберализме как победившей идеологии", о "новом мировом порядке" и тому подобном мало чем лучше неоконсервативной критики во имя идеологически понимаемых нравственности, позитивного коллективизма и здорового образа жизни (пример - молодежное движение "Идущие вместе"). Любые попытки мобилизовать художника на борьбу с глобализацией или в защиту идеологии "традиционных ценностей" могут быть успешны, но оборачиваются партийностью - эзотерической или радостно-общенародной. Подлинный прорыв может быть только частным, хотя его можно разделить с другими частными лицами.
Возможно совсем другое отношение к социальности, сформулированное, в частности, Анной и Михаилом Разуваевыми в документации к их летним акциям 2001 года: акции могут быть почти незаметными или даже вызывать тихое одобрение. Участники акций ходили по городу с жужжащими предметами в кармане или пили в людном месте пиво, с которого были содраны этикетки и приклеена просто надпись "Пиво", как в рекламе. Другие стратегии постановки социального под вопрос проводятся в новых видеоперформансах сибирского художника и поэта Игоря Смирнова - как, например, в его фильме "Щелкунчик", где торжественная музыка Чайковского сопровождает действия человека, совершающего во дворе многоэтажного дома странные манипуляции с мусором, промежуточные между помоечными поисками бомжа и абсурдистским балетом. При этом возникает резонанс, слегка дематериализующий деятельность героя, "бомжа-партизана" на задворках огромного города.
В этих работах ставится под вопрос принудительность и тотальность "социального". Есть и другие работы, не "из той же оперы", но из похожей - уже московские, описанные в том же номере "ХЖ" в статье Богдана Мамонова, произведенные в рамках проекта "Escape".
В человеке есть нечто более интересное, чем его отношение к своей и чужой власти. Опыт ХХ века приучил художника и критика ставить под вопрос свою искренность. Это необходимо, но это еще не смирение, а просто условие для дальнейшей работы.
