Навстречу друг другу по параллельным улицам

НАЧИНАЯ с шестидесятых годов, когда в СССР возникло правозащитное движение, оно строилось на противопоставлении личности и государства, где, с одной стороны, был героический свободомыслящий маленький человек, а с другой - страшное, необъяснимое, необоримое зло. Эта коллизия, позаимствованная из той части брежневского учебника литературы, где говорилось о "Медном всаднике", не вполне подходила даже к коммунистическому СССР, а за последние пятнадцать лет она вообще потеряла всякий смысл. Но никакого другого способа понимания гуманитарной проблематики до сих пор не наблюдается.

Спору нет, личность выше государства, но из этого ровным счетом ничего не следует. Платить в транспорте по-прежнему надо, на красный свет переходить по-прежнему нельзя. Ни налогов, ни цен, ни армии, ни полиции, ни уличного регулировщика никто не отменял. Личность, несомненно, выше государства, но этот бодрый лозунг не только не решает никаких современных проблем, но даже их не описывает, потому что они находятся в другой плоскости.

Место коллизии личность-государство давно заняла коллизия большинство-меньшинство, на которой, собственно, и строится любое гражданское общество в Европе. Повсюду в мире оно вырастает из осознания того простейшего обстоятельства, что всякий человек либо худ, либо толст, либо черен, либо рыж, либо иноверец, либо инородец. Он или глуховат, или слеповат, или кривобок, пьет только черное пиво или только светлое, или не пьет никакого, вышивает крестиком и ни за что - гладью. Всякий человек - особенный, отдельный, всякий человек хоть в чем-то - меньшинство. Это понимал Михаил Гефтер, когда говорил: "Если речь идет о демократии всерьез, то неизбежно возникает проблема меньшинства, охраны его прав, предоставления ему голоса, даже просто учета его мнения".

Меньшинство всегда угнетаемо, меньшинство всегда агрессивно. Чеченец, попавший в зачистку, мирный или воинственный, в любом случае - меньшинство, этого объяснять не надо. Но и солдат, бесчинствующий в этой зачистке, тоже меньшинство. Меньшинство - страдающее, меньшинство - озверевшее. Он сидит в окопах голодный, холодный, обстрелянный со всех сторон: чужими по жизни и своими по телевизору. И никто его не защитит, не пожалеет ни в Чечне, ни меньше всего в Москве. Да что там солдат. Генерал - тупорылый, косноязычный, запутавшийся в спряжениях и во вранье, в свете софитов переступающий с сапога на сапог, отвечая Альбац или Политковской, такой генерал - наглядно попираемое меньшинство. Вольнолюбивые писательницы выступают в роли агрессора. Они слишком страстные, слишком пристрастные, слишком прекрасные. Они победительницы. И уже неважно, что именно они говорят. Они легко и складно докладывают. Легкость - неуместна, складность - фальшива, победительность - оскорбительна. Не понимая этого, не стоит лезть широкой грудью в Чечню.

Гражданское пространство - это общежитие меньшинств, и к нему надо относиться исключительно бережно. Ни одна проблема не имеет однозначного решения. Никто не бывает совершенно прав. Если в одном месте сильно прибудет, в другом - обязательно отнимется. Дадим широкую дорогу евреям - возропщут православные, глухим - обидятся слепые, проституткам - завопят многодетные матери. Проституция - общественно-полезное зло, и ее стоит узаконить и социально защитить. Но одновременно необходимо защитить матерей, гуляющих с детьми, от ненужных встреч и неловких вопросов. Они имеют на это никак не меньшее право. И так во всем. Это, собственно, основная проблема гражданского общества: чтобы сойтись вместе, следует сначала разойтись по углам.

Уважай чужой псих, чтобы уважали твой собственный. Отсюда и родилась политическая корректность в Америке. В конце концов это не более чем эгоизм. Я меньшинство, вы меньшинство, все - меньшинство. Любое меньшинство - абсолютная ценность. Эти истины с трудом приживаются в России. Может быть, потому, что само слово "меньшинство" в русском языке увязано с сексуальной ориентацией, так уж сложилось. И даже люди, считающие себя просвещенными, говорят о гомосексуалистах и лесбиянках с непременно блуждающей улыбкой - так тоже сложилось. Это вообще-то странно: ведь речь идет о 5-7% населения земли, то есть о сотнях миллионов человек. Что ж тут смешного? Бросьте. Отчего ж не поглумиться над сотней-другой миллионов - дело житейское. Даже печальный демон, дух изгнанья, не подымался до таких высот байронизма, как просвещенное русское общество. Байронизм, впрочем, здесь ни при чем. И гомофобия Садового кольца не литературного происхождения, а лагерного. Это наследие тюрьмы, зоны, блатного мира, пацанской этики, для которой пидоры - всегда гады, неприкасаемые.

Сексуальное табу - самое тяжкое, сексуальные предрассудки - самые неистребимые. Для того чтобы с ними справиться, нужны века цивилизации. Отношение к сексуальным меньшинствам - едва ли не главный показатель развитости демократии. Это такая лакмусовая бумажка. Где больше гражданских свобод - в голубом Амстердаме, в геевском Берлине или в Дамаске с Багдадом? Вопрос праздный. Москва застряла ровно посередине. С одной стороны, Кремль призывает к строительству гражданского общества, с другой - мэрия запрещает "Парад любви" только потому, что к нему захотела присоединиться колонна гомосексуалистов. "Никогда!" - сказала мэрия и выпустила пресс-релиз, в котором сообщалось, что такая колонна оскорбляет нравственные чувства большинства москвичей и господствующих в городе конфессий. Страшно представить, что сделали бы с мэрией, издай она подобную бумажку в любой другой европейской столице: камня на камне бы не осталось от ни в чем не повинного здания.

Но у них, в Европе, другие проблемы, прямо противоположные. Год назад в Риме геи задумали очередную демонстрацию, и на тот же день свою демонстрацию задумал Ватикан. У господствующей в Риме конфессии были важные, церковные соображения на счет выбранных времени и места, но тамошние геи ни за что не хотели принимать их в расчет. Они перли вперед с невозмутимостью московской мэрии. Они точно также говорили: "Никогда!" Их колонна должна была столкнуться с католическим шествием во что бы то ни стало.

Воспитание терпимости к любому другому, к неправому, к агрессору в том числе, есть миссия сегодняшнего правозащитника. Надо все время помнить, что всесильный агрессор завтра может стать жертвой, что любая жертва - потенциальный агрессор. Это, видимо, имел в виду Гефтер, говоря, что "меньшинство не должно стремиться к овладению полнотой власти - у него свой предмет, свое занятие, свое предназначение". И надо постоянно уступать, идя навстречу друг другу. Но идти навстречу друг другу можно только по параллельным улицам. Такова логика движения в гражданском обществе. И создание параллельных мест - наша главная задача.

Гражданское общество к среде не построишь. Это дух свободы, воспитанный веками. В России в прошлом веке было крепостное право, а в этом - колхозы. В России традиционное общинное сознание. Меньшинства - изгои для общины. Тем важнее сегодня их защитить. Сделать это может только партия - партия меньшинств. Кто в ней будет превалировать, какая идеология - нацменьшинская, экологическая, геевская? Или, может быть, женская? Ведь женщины, будучи большинством на этой планете (52%), в социальном плане - явное меньшинство. Но об этом читайте в следующей статье.