Алексей Мухин
Фото Reuters
В числе последних – сын своей матери Илья Пономарев, депутат Государственной Думы, «всегда с иголочки одет» и изысканно оппозиционен.
Впрочем, оппозиционность оппозиционности – рознь. Некоторые не могут попасть в Думу, цепляясь за избирательный барьер изрядным электоральным брюшком, выращенным за долгие годы политической карьеры, некоторые, все-таки попав в нижнюю палату парламента, обустраиваются как могут.
Партия «Справедливая Россия» не раз меняла политическую ориентацию, то подкачивая себе оппозиционные губы, то избавляясь от лишних политических отложений в виде Геннадия Гудкова и Ко. Ей изменяли, выделяясь в отдельно стоящую депутатскую группу (Левина–Митрофанова), и в ее лоно возвращались, чтобы вдохновить на еще одну инкарнацию. Именно в этой партии чаще всего и происходят странные вещи.
Одна из последних странностей – трюк со сколковскими гонорарами Пономарева, кстати, по какой-то причине не отраженными в его декларации полностью.
Речь идет, напомним, о том, что депутат-справоросс получал от фонда «Сколково», позиционированного, кстати, как проект под особым контролем Дмитрия Медведева, ежеквартально 150 тыс. долл. (что, само по себе, конечно, преступлением не является). В результате заработав таким образом с ноября 2010 по декабрь 2011 года 750 тыс. долл., или 22 млн. руб.
Никто не спорит, Илья Пономарев – талантливый политик, но такие гонорары обычно платят «политическим звездам», топ-лоббистам или топ-моделям. А здесь почему-то сразу приходит на ум история, случившаяся в конце 1990-х годов и известная в анналах политологии как «книжный скандал» с участием Анатолия Чубайса и других «звезд» приватизации, получивших баснословные гонорары за то ли написанную, то ли еще нет книжку. Так вот даже «великий и ужасный» приватизатор Чубайс получил гораздо меньшие деньги от уважаемых людей за свои писательские усилия.
Любые предположения, как именно Пономарев отработал гонорар, уводят нас в самые неприглядные подозрения, даже не по себе становится. Но мы попробуем выстроить эти домыслы в логические схемы.
Во-первых, могла иметь место банальная «откатная схема», закамуфлированная или под расточительство, вообще свойственное распорядителям государственного бюджета, или под инновационный проект, требующий расходов особого порядка. Тут определенные вопросы можно сформулировать к депутату Пономареву, прилетевшему на свет госсредств, как мотылек, и оценившему свой полет практически на уровне перельмановского миллиона от Нобелевского фонда. Только вот Перельман от своего миллиона отказался, а депутат – нет.
Гениальности часто свойственно отсутствие прагматизма и жизненной смекалки, даже рассеянность. Вот, видимо, по рассеянности Пономарев и забыл указать в своей декларации часть этих средств. Хотя, вполне вероятно, у него есть убедительное объяснение, почему он этого не сделал.
Во-вторых, если менеджмент фонда «Сколково» так высоко оценил знания и опыт Ильи Пономарева, если посчитал, что он может донести свое знание до других в какой-то особенно доступной форме и тем самым оптимизировать работу проекта, окончательно и бесповоротно сделав его инновационным, – то к уровню компетентности этого менеджмента также должны возникнуть вопросы. Впрочем, они уже отчасти и возникли у Следственного комитета России к команде Виктора Вексельберга, судя по недавним событиям.
Если эти специалисты так распоряжаются бюджетными средствами (а пока «Сколково» все-таки финансируется в основном из бюджетных средств; во всяком случае, обратное не доказано), то можно себе представить, на что идут более серьезные суммы.
Распыление выделенных госсредств таким образом точно не приведет к росткам инновационности в отраслях российской экономики, зато может привести к повышению уровня благосостояния «приближенных» к проекту деятелей. Что уже, простите, – коррупция в самом чистом виде. Никому не надо напоминать, что идейным отцом сколковского проекта является премьер Медведев, который видит в нем некий модельный прототип коммерциализации инноваторства в масштабах всей страны. Пока же – так себе «моделька» вырисовывается…
В-третьих, отметим, что политическая риторика Пономарева (ну, не политическая же позиция) сильно контрастирует с его научной деятельностью: если оппозиционер руки не подает чиновникам – «золотым кренделям», то почему использует бюджетные средства и услуги чиновников, распределяющих их? Получается, что правая рука не ведает, что творит левая? Или все-таки ведает?
Если предположить худшее, получается, что большой разницы между Пономаревым и другими «олигархами», использующими бюджетные средства для личного обогащения, а также чиновниками, занимающимися тем же самым, нет. Спрашивается: стоило ли городить огород с оппозиционностью? Или оппозиционность в сочетании с депутатской неприкосновенностью может списывать такие грехи?
Эти вопросы возникают не на пустом месте: известно, что Илья Пономарев был советником Вексельберга, бывшего куратором фонда «Сколково» как раз с июня 2010 года, и как раз от структуры, руководимой Вексельбергом, он и получил этот выгодный подряд на лекции.
Вообще содержание Агента – дело затратное, а депутатский статус накладывает известные ограничения на занятия бизнесом (кто, как не Пономарев, это должен знать?). Видимо, поэтому и был придуман трюк с «научно-лекционной» деятельностью, принесший неплохую прибыль «с оборота».
Ответ на вопрос, почему не все было задекларировано, тоже прост, но и он – из области предположений: ясно, что не все деньги достались Пономареву. Что-то пришлось отдать, поэтому и декларировать он их не стал с явным расчетом на то, что их задекларируют те, кто получил. Все справедливо!
К сожалению, пока выясняется, что финансируемый государством проект «Сколково» оказался «сырым», он приносит больше забот и беспокойства, чем иные, более «прозрачные» госпроекты.
При этом совсем не обязательно этот проект будет выгоден российской экономике. Разве что она обогатится еще одним комплексом знаний о том, как за короткое время потратить большой объем государственных средств.
Копирование западных образцов, а именно это попытались сделать его авторы, еще ни разу не приносило ощутимых плодов на российской почве. Но если в 1990-х годах российское руководство получало на это деньги Международного валютного фонда (в долг, разумеется), то теперь, к сожалению, тратит свои, полученные в виде налогов от населения России.
Если внимательно присмотреться к проекту, то выяснится, что до сих пор никакой реальной инновационной работы не ведется и модернизационных усилий не предпринимается. Да и привлечь, как обещали, серьезное финансирование со стороны российских и иностранных компаний пока не удалось. Кто же захочет тратить свои собственные деньги впустую?
Проект, анонсированный как локомотив российской экономики, к сожалению, представляет скорее дорогостоящее отягощение для бюджета, испытывающего дефицит, в том числе из-за исполнения амбициозных обещаний некоторых деятелей.
Дарья Гармоненко 
