Анатолий Черняев
Система все сложнее. Но надежнее ли?
Фото Reuters
Прошедшему недавно Синоду РПЦ предстояло санкционировать большое количество решений и заседать пришлось два дня подряд: 5 и 6 октября. Главным итогом можно считать то, что расставлены точки над i в программе реформирования территориально-административных структур Церкви. Пересмотр существующих границ епархий был начат полгода назад с Мордовии, где были образованы новые архиерейские кафедры. Октябрьский Синод продолжил эту линию, а 10 разделенных епархий превратил в митрополии (Мордовская, Приморская, Екатеринбургская, Донская, Оренбургская, Рязанская, Саратовская, Приамурская, Иркутская, Красноярская).
Создание митрополий – логичный шаг вслед за дроблением епархий, которое вызвало у многих недоумение. Ведь открытие дополнительных кафедр в пределах одного субъекта Федерации снижало авторитет глав епархий, усложняло их отношения с губернской администрацией, стимулировало конфликты вокруг региональных ресурсов. Теперь понятно, что обсуждать вопросы с региональной властью, а также координировать церковную жизнь в республике, крае или области будет глава митрополии, занимающий кафедру в региональном центре. Впрочем, остается еще много неясного, и в первую очередь – мера реальных полномочий митрополита по отношению к епископам своего региона. Если раньше правящие архиереи РПЦ были подотчетны только Патриарху, Синоду и Собору, то новая система подразумевает некую субординацию внутри епископата.
Перечень новообразованных митрополий явно неокончательный. Они созданы на основе достаточно крупных епархий, но таковых еще немало, а есть и значительно более крупные – Санкт-Петербургская, Крутицкая (в Московской области), Нижегородская, Воронежская и т.п., которые пока не разделены и не превращены в митрополии нового типа. Логично предположить, что реформа только начинается и со временем все (или почти все) епархии старого образца станут митрополиями, объединяющими ряд епархий и викариатств, причем дробление может быть продолжено и в дальнейшем.
Столь значительную перестройку епархиальной структуры РПЦ наряду с принципиальным изменением положения правящих архиереев трудно определить иначе как радикальную реформу всей системы церковного управления. В принципе решение о необходимости такой реформы должно приниматься как минимум на уровне Архиерейского Собора. Однако сомнительно, что в случае вынесения на рассмотрение Собора этот план получил бы всеобщее одобрение. Ведь дробление епархий и создание митрополий чувствительно бьет по интересам архиереев, сокращает их власть, самостоятельность и, что немаловажно, объемы доходов. Это касается и митрополитов, которые формально получают повышение и некую власть над двумя-тремя епископами, но лишаются значительной части приходов, а ответственность должны нести двойную – за себя и за подопечных епископов.
По-видимому, прекрасно все это понимая, Патриарх Кирилл прибег к обходному маневру и начал свою реформу «без объявления», явочным порядком, под видом рутинных синодальных решений, касающихся поначалу лишь отдельных епархий. Набор этих епархий, которым выпала роль экспериментальных площадок для утверждения новой системы, не случаен. Бросается в глаза, что большинство новообразованных митрополий возглавляют архиереи, ассоциирующиеся с командой Патриарха: Варсонофий (Судаков), Меркурий (Иванов), Пантелеимон (Кутовой), Павел (Пономарев), Кирилл (Наконечный). Остальные, надо думать, также успели доказать свою лояльность Предстоятелю Церкви и его курсу. Вероятно, каждый из них получил предложение, от которого не смог отказаться, и в итоге разделение их епархий было представлено как инициированное снизу.
Мотивов для подобной реформы у Патриарха Кирилла немало. Порой в наращивании архиерейского корпуса РПЦ видят ответ на разрастание украинского епископата и стремление обеспечить на Соборе контрольный пакет голосов «своих». Этот фактор нельзя сбрасывать со счетов, но он не единственный и не главный. Не исключено, что главным является┘ пристрастие Патриарха к красоте и порядку. Помнится, на Архиерейском Соборе в феврале с.г. была принята директива о церковных наградах. Там, в частности, предписано запретить присвоение сана игумена в качестве награды «за выслугу лет» и давать его лишь настоятелям монастырей. Епархиальная реформа также должна ликвидировать беспорядок в высших церковных чинах, отменить награждение саном архиепископа или митрополита и сделать эти звания исключительно должностными.
Но за этой заботой о красоте священной иерархии кроется и вполне прагматический аспект. Формирование новой епархиальной системы открывает невиданные шансы для старта множества архиерейских карьер и перераспределения старых кафедр. Архиереям «не кирилловского призыва» предстоит держать нелегкий экзамен, а сотням амбициозных иеромонахов – угадать, как нужно позиционировать себя, чтобы «попасть в случай» для получения епископства. В свою очередь, рукополагая массу новых епископов (только последним Синодом их назначено 16), Патриарх Кирилл формирует новую генерацию священнослужителей, обязанную ему своим возвышением и пришедшую к архиерейству уже в реформирующейся системе. В скором времени эти люди должны количественно перевесить старый епископат, имеющий свои основания для недовольства нынешним Патриархом.
Большинство рекрутируемых в архиерейство – молодые, еще не успевшие дослужиться до сана архимандрита иеромонахи и (реже) игумены, преимущественно из регионов. В своей кадровой политике Патриарх Кирилл фактически отказался от традиционных для РПЦ инкубаторов иерархии, которыми издавна служили духовно-академические корпорации и избранные ставропигиальные монастыри (как Троице-Сергиева лавра или Свято-Данилов монастырь). Думается, это не случайно: Патриарх не заинтересован в людях, которые мнят себя «церковной гвардией» и обременены традициями своих корпораций. А иеромонахи из глубинки более гибки и должны быть безгранично благодарны за оказанное доверие.
С другой стороны, сотни молодых неопытных епископов нуждаются в контроле, и эта обязанность ляжет на митрополитов. Если кто-то из рядовых епископов вообразит себя новым Диомидом, его настроения будут вовремя замечены, а соответствующие меры – приняты. Реформа епархиальной системы продиктована в первую очередь задачами усиления централизованности, подконтрольности и управляемости церковной организации. И официальное объяснение представителей РПЦ, согласно которому увеличение числа епископов призвано сделать их ближе к пастве и рядовому духовенству, нисколько не противоречит вышесказанному.
Между прочим, в истории Русской Церкви подобный проект не новость. В 1681 году царь Федор Алексеевич с Патриархом Иоакимом задумали «для украшения святой Церкви» увеличить число епархий с полутора десятков до 70 и объединить их в 12 митрополий (по числу апостолов). Была составлена подробная роспись, какими городами и монастырями будут ведать новые епископы и с каких деревень «кормиться». Провести такую реформу без Собора тогда было делом немыслимым, и, как подобает, в 1682 году проект был представлен Освященному Собору. Но русские иерархи не приняли проект царя и Патриарха. В своей челобитной епископы допускали уместность архиерейских кафедр лишь «в приличных местах». А также отказывались «под митрополитами быть», «чтоб в архиерейском чине не было какого разногласия и меж себя распри и высости». Выходит, что в Русской Церкви XVII века соборности и демократизма было больше, чем в ее наследнице XXI века?
