Отважный экспериментатор

Великолепная Оксана.
Фото Александра Мещанинова

- Оксана, у вас имидж одной из редких актрис, которая не боится быть некрасивой.

- Это так, это часть моей природы. Люди в разных ситуациях выглядят по-разному. Вот я сижу перед вами такая, какая я есть, а через десять минут могу стать старше или моложе. Мне, как актрисе, важно поймать это изменение состояния человеческой души. Пусть даже ценой того, что я где-то неприглядна, где-то некрасива, а где-то и жестока. Сама к себе я отношусь как к проводнику неких задач. А кому-то важно блистать своей красотой.

- Когда вам предложили в телесериале "Семейные тайны" роль женщины, которая не верила в свою привлекательность, то вам не было обидно?

- Татьяна Ермакова - это личность, которая не зацикливается на том, как ее воспринимают окружающие. Она не закомплексована на своей внешности, и в этом я вижу ее привлекательность.

- Насколько для вас самой важно быть сексуально привлекательной?

- Не думаю об этом.

- Значит, вам все равно?

- Самое главное для меня - хорошее настроение и прекрасное самочувствие. А все остальное меня не волнует.

- В театральных кругах вас знают давно. Но тем не менее широко известны вы стали лишь после съемок в сериале "Семейные тайны". Вы ощущаете свою популярность?

- Честно говоря, сегодня меня узнают в основном как героиню из фильма и обращаются ко мне не иначе как Танечка (по роли Татьяны Ермаковой). Настоящая популярность наступит тогда, когда меня начнут воспринимать как Оксану Мысину, как отдельный персонаж, а не просто будут узнавать в лицо.

- Вся театральная общественность заговорила о вас после спектакля "Кихот и Санчо", где вы выступили не только как актриса, но и как режиссер. При этом говорят, что спектакль "Кихот и Санчо" - для интеллектуальной элиты, для которой все пресно и которая пришла взглянуть на новинку. Значит ли это, что другим лучше не соваться?

- Я не думаю, что спектакль элитарный. Скорее, необычный. Но я надеюсь, что нашего зрителя это слово не пугает. Когда думаю о зрителе, то вижу его молодым (от 15 до 30 лет) и открытым. Мои родители, сколько ни приходили ко мне на спектакль, так и не смогли понять, что же это такое и зачем все это надо. А молодым людям объяснять этого не надо, они это чувствуют сразу и берут это.

- Как вы думаете, может быть, люди приходят на ваш спектакль лишь из любопытства? Мол, дескать, надо же посмотреть на такой необычный спектакль, о котором так много говорят?

- Вполне допускаю такое. Но я не против зрителей, которые приходят покритиковать, посмеяться или посвистеть.

- В спектакле у вас необычная роль - вы играете мужчину, точнее Санчо. Это правда, что все актеры-мужчины отказались от нее?

- Правда. Кто-то сказал: все это интересно, но Булгаков лучше; а кто-то начал репетировать, но потом ушел к Гинкасу. Потом я работала со своим однокурсником, но из-за моей дружеской прямолинейности и из-за отсутствия надлежащей дистанции пришлось расстаться. А последний Санчо отпал прямо перед премьерой. Поэтому, чтобы спектакль состоялся, я вышла на сцену сама.

- На постановку спектакля вам дал денег ваш муж, потом вы потратили еще и всю сумму, полученную от съемок в сериале "Семейные тайны". Ваши затраты уже окупили себя?

- У нас все окупается той огромной творческой радостью, которую мы испытываем. "Кихот и Санчо" - наше детище, которым мы будет заниматься столько, сколько сможем. То, что это некоммерческий проект, нам было известно с самого начала.

- Чего бы вы никогда не сделали на сцене и в кадре?

- Если это роль всей моей жизни, то я способна на все, кроме пластических операций. Так, во время летних съемок я усиленно кушала - набрала пять килограммов. Потом худела, сейчас опять поправляюсь. Этого требует роль императрицы Марии Федоровны в фильме Виталия Мельникова "Бедный, бедный Павел...".

- Вы всегда с теплотой говорите обо всех своих режиссерах, но при этом ни с кем не остаетесь навсегда. Вы не состоите ни в труппе, ни в театре. Для вас так важна свобода?

- Вы попали в точку. Я могу вписываться в строительство других театров лишь частично, потому что я строю свой.

- А может быть, все дело в вашем непростом характере? Я читала, что вы нередко капризничаете, настаиваете на своем, да и покомандовать любите.

- Не думаю, что вопрос с моим характером стоит так остро. Как актриса я довольно покладиста. Люблю доверять режиссеру и быть его послушным материалом. Конечно, я могу предложить свои варианты, иногда, может быть, несуразные. Но режиссеры обычно этого не пугаются. Они могут посмеяться, посмотреть, в конце концов просто выслушать. Впрочем, я не вижу себя со стороны, когда выкидываю что-то. Мне кажется, я занимаюсь только творчеством. Может быть, это воспринимается кем-то иначе. Не очень люблю ситуации, когда актеры послушно все выполняют или им все равно, что делать, лишь бы режиссеру нравилось. Поэтому понимаю, что в глазах многих людей я выгляжу белой вороной. Все театры, в которых работаю, я считаю родными.

Тем не менее при всей этой любви мне важно не входить в труппу. И не потому, что я этого не могу или меня не любят, говоря при этом: кого угодно, только не Мысину! Я хочу свободно любить своих режиссеров и не хочу зависеть от оплаты, от званий, от других вещей, без которых в театре никуда не деться; не хочу входить в эту систему.

- Когда вас критикуют, вы обижаетесь?

- Впервые по мне прошлись в связи с "Кихотом и Санчо". Правда, один критик был озабочен тем, что он видел в буфете; кто-то тем, сколько денег было потрачено на спектакль. Но это просто сплетни. А еще кто-то заявил, что такое никому не будет интересно. Прошло больше года - спектакль живет, растет, меняется. Мы завоевываем свою публику и рады, что ожидания некоторых критиков не оправдались. А вообще я эмоциональный человек.

- А если вас критикует муж?

- В таких случаях он любит говорить: "Ад на земле". (Смеется.)

- Ваш муж Джон - театральный критик. Как он чаще всего пишет о вашем творчестве?

- Джон никогда не пишет о моих работах. Как-то он сказал: "Если я буду писать плохо, то тогда мне лучше домой не приходить. А если буду писать хорошо, то все будут думать: вот, хвалит свою жену". Поэтому если Джону надо что-то написать о спектаклях, в которых я играю, то он берет интервью не у меня, а у режиссеров.

- Джон американец, но тем не менее живет в России с вами уже 13 лет. Значит ли это, что он живет вашей жизнью?

- Мой муж очень сильно включен во все то, чем я занимаюсь, и именно в нем я нахожу поддержку всем своим, быть может, странным поступкам. При этом наши творческие жизни не только пересекаются, но и существуют параллельно. Джон пишет о театре в американские издания. Надеюсь, что моя жизнь не сильно портит его творческие планы. Мой муж сам решил, что он останется в России. Мы это обсуждали вместе, но когда взвесили все за и против, Джон сказал, что мне, как актрисе, просторнее развиваться в своей среде, а писать он может где угодно.

- Ваш муж любит рассказывать, что обратил на вас внимание прежде всего как на актрису. А чем Джон зацепил вас?

- Ковбойскими сапогами. (Смеется.) А если быть более серьезной, то когда мы с ним познакомились, Джон очень заразительно и эмоционально показывал, что такое театр Роберта Уилсона. Он играл, как актер, и это было необыкновенно.

- Значит, вас объединил театр?

- Получается так.

- С Джоном вы познакомились в 1988 году. Это был период пустых прилавков и расцвета спекуляции. Многие девушки мечтали выйти замуж за иностранца и уехать за границу. Кто-нибудь говорил вам: "Надо же, отхватила себе!"?

- (Усмехается.) Люди нашего круга так не говорят, хотя судят по-разному. Так, когда Джон за мной ухаживал, то все меня подзуживали: "Смотри не прозевай! Американец в тебя влюбился! Хватай его быстрее!" А меня это, наоборот, отталкивало от Джона. Поэтому у нас был такой большой период притирки. Во-первых, это звучало пошло, а во-вторых, когда меня к чему-то принуждают, я делаю все наоборот. У меня такой характер, и никакие стереотипы на меня не действуют.

- А как ваши родители восприняли, что ваш избранник американец?

- Моя мама отнеслась к этому философски. А вот отец встал на дыбы: "Как ты могла?! С иностранцем! Я этого не понимаю! Этого не будет!" На что мама твердо сказала ему: "Или ты сейчас повезешь всех нас знакомиться с Джоном, или развод. Выбирай". Отцу ничего не оставалось, как сесть в машину. Но когда он увидел Джона, то расплылся в улыбке.

- Я читала, что у вашей мамы довольно суровый характер. После просмотра спектакля "Дорогая Елена Сергеевна", в котором вы играли, она заявила: "Ты мне больше не дочь!" Почему же в данной ситуации она повела себя более лояльно, чем ваш папа?

- Мой отец, видимо, подумал, что я уеду и у него не будет больше дочери. А мама просто знала, что меня не остановить. К тому же на опыте общения с моей старшей сестрой Мариной она поняла, что с дочерьми надо обращаться осторожнее. Когда-то родители негативно восприняли, что их старшая дочь решила стать самостоятельной. В ответ на это Марина ушла из дома. Родители какое-то время с ней не общались, писали ей письма, а почтальоном была я. Долго не могли друг другу уступить. У нас в семье все, особенно женщины, не очень податливы - строптивые и гордые. А мои мама и сестра еще и горячие. Сегодня моя сестра Марина Якут (она старше меня на три года) живет в Испании, она альтистка, дает сольные концерты.

- Какой стиль одежды вы предпочитаете?

- Я люблю строгие костюмы и мужские галстуки. Поэкспериментировать с галстуками мне посоветовал Джон. Я попробовала, и мне понравилось. Одежду в основном покупаю в США, куда мы с мужем ежегодно ездим в отпуск. К тому же очень люблю делать покупки в Европе. Там я могу найти стильные брюки для очень длинных ног. А это для меня всегда было проблемой.

- В Америке вы говорите на английском?

- Конечно. Я достаточно свободно говорю и читаю. В свое время я окончила английскую спецшколу. Понимать я все понимала, а вот разговаривать стеснялась, общаться особенно было не с кем. А во время отпуска я постоянно общаюсь с мамой Джона и ее сестрой. Благодаря им я здорово раскрепостилась и не боюсь делать ошибки. А значит - болтаю!