Дума о Богдане

М.И. Хмелько. Навеки с Москвой, навеки с русским народом. Фрагмент.

Цвет засыхающей крови – первое, что я увидел в Суботове. Асфальт на автостоянке был заляпан шелковицей: черные ягоды истекли красным соком, разбившись о землю. И сок быстро подсыхал на солнце. Минувшим летом я впервые побывал у могилы Богдана.

Только в храме, где лежало когда-то тело Хмельницкого, можно было передохнуть от палящего зноя. Окончив земной путь в 1657 году, он и там не обрел покоя. Не прошло десятка лет после похорон, как останки Богдана и его сына поляки выбросили из гробов и сожгли, а пеплом зарядили пушку и выстрелили. Так что прах козацкого вождя развеян где-то окрест. А гробница – пуста.

Местный священник – гоголевский тип бурсака. С утра пахнет чесночком и перегаром, глаза живые, волосы растрепанные и на вопрос: «А вы какой патриархии будете?» – отвечает, не медля: «Киевской. Здесь по-другому нельзя. Это козацкая земля. Украинская».

За тот час, что провели мы в старинном храме, ни разу шум машины не донесся до нашего слуха. «Богданова церковь» – так его зовут. Внутри бедно, но чисто – беленые стены, полы застланы видавшими виды килимами, икон немного, по большей части – народные, поднепровского письма. И – как открытие – ангелы, писанные юной местной девочкой, они выглядят наивно и чисто, как иллюстрации к детской сказке. Жива тут, как ни странно, традиция сельских богомазов. Да и время, кажется, здесь застыло в давнем прошлом.

Но это только иллюзия прошлого. На храмовой стене посреди прочего любовно собранного хлама висит выцветшая ксерокопия шевченковской акварели. Тарас побывал здесь в сороковых годах позапрошлого века. И тогда уже храм был «Богдановыми руинами в Суботове». А за годы советской власти износился почти в ничто, приспособленный под зернохранилище. И отстроен из руин совсем недавно. Старый храм – все, что осталось на этой земле от Хмельницкого.

Отсюда, из Суботова, пошел воевать Богдан.

Пошел воевать не за волю и не за веру. А за сына и девку. И за родную землю. В самом прямом смысле слова, не в расширительном.

На краю Холодного Яра лежит его земля. Хутор Суботов, который был пожалован еще отцу его, писцу Михаилу Хмельницкому. Михаил был храбрым воином, да и Богдан – ему под стать – «был по природе разумен и в науке языка латинского быстр», славно отличился в боях за Речь Посполиту.

Козаков прозвали «малороссийским рыцарством». И война, которая началась в 1648 году, выглядела поначалу мелкой феодальной стычкой. «Пахан» местного розлива, чигиринский подстароста Чаплинский, напал на Богданов дом: хозяина заключил в темницу, полюбовницу себе отобрал, а сына побили палицами в Чигирине. История, каких тысячи. Но обычному по тем временам «наезду» стародавняя летопись придает иной окрас. Идеологический.

«Не пристало простому человеку села и подданных иметь», – так передает летописец слова Чаплинского. Козаки Хмельницкие были, конечно, не ровней древним шляхетным родам. Сами себе добывали хлеб и имения.

Король дал – король и взял. Роль короля «на месте» играл староста. Взял – и отдал поляку Суботов. Надо было разобраться. В судах правды и тогда не искали. Со словами: «Не все еще Чаплинский у меня забрал, когда саблю имею», – Богдан пошел воевать. В одиночку.

...Холодный Яр – местность, где вольно свищет ветер. Только что было тихо, и вдруг – загудело, понеслось... Здесь полно оврагов-перелесков, где легко вмиг исчезнуть и конному, и пешему. Здесь физически ощущаешь бунташный дух козачества. Как сказано у Шевченко (по другому, правда, поводу): «...и там степи, и тут степи, да тут не такие...» Тут лесостепи. Турецкому султану козаки писали: «...где лоза – там козак, а где лесок – и по сто, и по двести козаков там».

У Холодного Яра – особая история. Тут и люди непростые. Отсюда растет Хмельниччина. Здесь, в Мотронинском монастыре, готовился принять ангельский чин запорожец Максим Железняк, но вышел из стен обители вождем гайдамаков и ангелом истребления пронесся по Чигиринщине и Уманщине, режа без жалости «ляхов да жидов». Тут с 1918 по 1929 год верили в свою, Холодноярскую республику, убивали по устоявшейся привычке комиссаров, да и вообще городских.

Как что не так, стекались сюда люди, готовые защищать свою свободу с оружием в руках. В годы последней войны – дезертиры, которые на всякий случай убивали то немцев, то русских. Сейчас их обычно зовут партизанами.

Но Хмельницкий сбежал гораздо дальше – в Запорожье. И еще дальше – в Крым. Чтобы вернуться на Речь Посполиту с татарскими ордами. И пошло-поехало...

Переяслав-Хмельницкий сегодня – небольшой райцентр. Он не примечателен ничем кроме того, что Киев рядом, а жизнь – дешевле, чем в столице. Да еще музей деревянного зодчества – гораздо меньше киевского, но со своими прелестями. Главные из них – коллекция «половецких баб» и музей Шолом-Алейхема. Здесь, в Переяславе, полтора века назад родился классик идишской литературы.

С половцами бились когда-то князья Переяслава-Русского (так звался город при первых Рюриковичах). Евреев бил «вернейший российский сын, благоразумный вождь Богдан Хмельницкий» (как его характеризует летопись Грабянки).

Широко и обильно по всей Украине жили до Хмельницкого люди трех вер. Для поляков Хмельницкий – в лучшем случае изменник своему королю, в худшем – антихрист. Для евреев – погромщик, с которым связана одна из самых мрачных страниц истории народа. А «Хмельниччина» – не светлое воспоминание про «национально-освободительную войну украинского народа», но ужасы ежедневной бойни.

Козаки с татарами хорошо спелись. Одни били «шляхту, а еще больше жидов», другие – грабили и угоняли в полон всех кого ни попадя. Впрочем, роли легко менялись. Но «не миновали в том убийстве ни матерей, ни малых детей, ни девушек». С 1648 года и на протяжении по крайней мере двух десятилетий вся Украина представляла собой бесконечное поле боя, на котором фортуна благоволила то одним, то другим, то третьим. Не благоволила только – простому народу всех вер, который уничтожали без счета.

Богдан начал свою МАЛЕНЬКУЮ войну с одной целью – вернуть хутор. А закончил – «воссоединением Украины с Россией». Хотя это и звучит как бессмыслица. Правильнее было бы сказать «воссоединение Великороссии с Малороссией». Или уж «Украины с Москвой». Но это, впрочем, вопрос терминологии.

Эх, не стоило Чаплинскому отбирать у Богдана Суботов!

Суботов–Чигирин–Переяславль–Москва