Ольга Батлер
«Чопорный Альбион» умеет веселиться. Детский день на карнавале в Лондоне.
Фото Reuters
Наступил День отца. Дочки моего мужа давно нас предупреждали, что подготовили специальную программу.
Сначала они привезли отца и мачеху (меня) в деревенский паб и посадили за столик под деревьями. Вокруг выпивали такие же компании с папашками. Некоторых доставили в инвалидных креслах. Были старички, которые с трудом держали голову и, по-моему, не совсем понимали, что вообще происходит.
– А в России День отца есть? – спрашивают Никола и Холли. Я отвечаю. – Что же тогда отмечают?
Рассказываю им про 23 февраля, который считает своим личным праздником каждый российский мужчина старше четырех лет.
– Также есть День пограничника, геолога, учителя, железнодорожника, работника леса, кого там еще... архивиста, дорожника, таможенника, работника водного транспорта, – перечисляю я, потягивая вино и оценивая производимый моими словами эффект.
По лужайке бегает куча шоколадных детишек от смешанных браков, ходит пугливый павлин, в пруду плавают утки с желтыми утятами.
В домике за сетчатой оградой копошатся две гигантские свиньи. Мы подошли поближе: одна хрюкнула и рухнула спать прямо у наших ног. Это был хряк. Никола сняла его на мобильник, отправила картинку жениху. Жених отмечал День отца у своих родителей, но живо откликнулся. Сказал, что похоже на него, когда он ест чипсы, валяясь перед телевизором. Вид у хряка жуткий: перемазанная навозом черная туша, морда с бородавками и прилипшей к пятачку соломой.
Над входом в свинячий домик висит объявление, от ветра оно свернулось рулончиком: «Если вы... свинью, то...».
Я говорю девчонкам, что за несанкционированные съемки хряка придется платить. Младшая сразу прячет мобильник, старшая фыркает. Никола бесстрашно опирается на спящего хряка, расправляет рулончик: «Если вы потрогали свинью, то обязательно помойте руки».
Дома Холли рассказала, что ее приятель пригласил отца в паб, они там душевно посидели, а в момент расплаты сын сообщил, что денег у него нету, ни фунта...
За ужином было приказано не объедаться – программа вечера продолжается. Нам выдали синтетические пиратские костюмы универсального размера, а также сабли, мушкеты, остроугольные шляпы и рваные ленты, чтобы манжеты подвязывать. Из зеркала на меня вытаращилась одноглазая пиратка. Другой глаз был спрятан под черной повязкой с черепом и костями.
Лишь чуть больше половины британских детей имеют неразведенных родителей. Остальные так и кочуют меж двумя домами. Но то ли статистика устарела, то ли в нашем районе показатель хуже – мачех было очень много. Разумеется, день матери будет отпразднован в другом семейном составе.
Заиграла музыка, народ пошел танцевать. Сразу стали заметны смешные костюмы. Тигр (бедняга упарился в шкуре), дама-зайчик, пара пожилых индейцев в боевом обличье, монах с монашкой, римский папа, женщина-пчела, мускулистый мужчина в розовой балетной пачке, с волшебной палочкой, – его нарядили феей. Монашка расплясалась с папой римским. Их кресты ударяли друг о друга. Фея, или фей, размахивая волшебной палочкой, околдовал всех сразу. Тигр кокетничал с Пчелой – оба были полосатые, но она, хохоча, отталкивала его зонтиком: «Это невозможно, мы из разных сказок».
– Танец хоки-коки! – крикнул бодрый голос массовика-затейника.
Последовала заводная музыка. Ноги сами принялись отбивать такт. Все, смеясь, с бешеной скоростью дергают ногами и руками, наклоняются, хлопают.
«С ума сошли», – думаю я, кружась, наклоняясь, хлопая и выкрикивая вместе со всеми: «Ээээ-то хоки-коки, проо-сто хоки-коки! Тааа-нец хоки-коки, и больше ни-че-го!»
– Не могу, – задыхаюсь я. Сабля давно на полу, наглазная повязка съехала на шею.
Муж, обливаясь потом, прыгает рядом: наизусть знает этот проклятый хоки-коки. Они тут с детства натренировались. А я команды затейника разбираю с трудом, поэтому, дабы не портить картину, копирую движения танцующего напротив монаха в рясе и в парике с фальшивой лысиной. Но фигуры сменяются быстрее, чем я к ним приноравливаюсь.
Дома я рухнула в кресло. Ничего себе хоки-коки... День отца и мачехи.
Что-то мне мешает – оказывается, села на открытку.
«Дорогой папа, поздравляю с Днем отца, желаю хорошо отметить. Холли», – написано внутри. На обложке два человечка: один – большой, с квадратной головой, на него подобострастно глядит другой – маленький и круглоголовый. «Ты самый лучший, – читаю под человечками. – Когда стану взрослой, хочу повторить тебя во всем, кроме того, как ты ешь и танцуешь; а некоторые твои взгляды... откровенно говоря, полная чушь!»
Лондон
