Поезд для четверых

Этот поезд приехал в XXI век из старой доброй Англии.
Фото автора

Мы ночевали в деревне Линдфилд, куда приятели Линда и Колин пригласили нас, в доме сестры Линды. Сестра с мужем уехали на конные соревнования, и Линда решила познакомить меня с очередным райским уголком Англии.

Сады здесь огромны, соседей не слышно. Хотя, вполне может быть, наши временные соседи тихи по другой причине. Общительная Линда вчера поздоровалась с ними и на подкол: «Вы не похожи на шумных девушек Эссекса» – играючи вынула из-за пазухи гранату: «Мы девушки из Москвы».

Ее собеседница потеряла дар речи. Теперь небось вся деревня затаилась – ожидают нашествия русской мафии и скупки лучших коттеджей.

День обещает приключение. Мы едем кататься на столетнем отреставрированном поезде по железной дороге «Колокольчик». В Британии таких ретродорог не меньше сотни, но у «Колокольчика» – одна из богатейших коллекций паровозов и вагонов. Их парк поддерживается руками энтузиастов.

Колею с тремя станциями проложили в XIX веке местный граф Шеффилдский и трое богатых помещиков. Они сделали это для собственного удобства, о чем свидетельствует расписание 1877 года: «Ежедневно курсирует состав для четырех пассажиров до Восточного Гринстеда и далее в Лондон». Кроме их резиденций, никаких поселений рядом не было.

– Неужели третий класс? – спросила я, когда мы расселись в отдельном купе с бархатными сиденьями и резными украшениями. На стене висела инструкция, куда прятаться во время бомбежки. – Ну и жили вы тут. В России до революции третий класс был общим вагоном, в котором вместе и плакали, и пели.

– Думаю, мы немного попродвинутее вас были, – скромно заметил Колин, и я вспомнила, как давным-давно муж предупреждал меня, что муж Линды – русофоб.

– В смысле колониализма тоже, – я не лезу за словом в карман.

– Ты опять имеешь в виду работорговлю? – оживился Колин. – Так она всегда у аборигенов была. Мы просто поместили ее в цивилизованные рамки.

Да, такого ни в одной газете не прочитаешь.

Старинный состав помчался мимо антикварных семафоров, лесов, холмистых пригорков с овечками, пару раз прошел сквозь тоннель и подъехал к станции. Бог мой, там его поджидало немало любителей паровозной старины. Сейчас будут претендовать на наше восьмиместное купе.

– Быстро встали у окна, – приказывает муж. Мы группируемся вокруг него, изображая давку. Хитрость срабатывает – нам удается отпугнуть семью с тремя орущими младенцами и компанию геев. Они направились в соседние купе, к японским и немецким туристам.

В Кингскоте рядом с нами остановился другой старинный поезд, арендованный для свадьбы и украшенный огромными белыми бантами. В окне вагона первого класса, среди серебра и хрусталя, один из гостей сосредоточенно расчленял нечто розовое, морское и притворялся, что нас не замечает.

Классовая зависть не успела укорениться в наших сердцах – появились две бойкие старушки в оборочках, с длинными зонтами, и собрались подселиться к нам. Ни отрепетированная давка, ни приветливое лицо моего мужа их не смутили. Тогда он рявкнул в приоткрытое окно: «Сбегай еще за пивом».

Старушки замерли, потянули острыми носами воздух, дружно отвернулись от нашего купе.

Так и поехали мы вчетвером – граф Шеффилдский с помещиками, и мои развеселившиеся англичане дурачились на обратном пути, учились говорить по-русски. Линда после нескольких попыток совершенно по-московски произнесла: «Краси-ивый...» И сразу поинтересовалась: «Можно сказать, что я – краси-ивый?» – «Нельзя», – строго ответила я. У нее вытянулось лицо.

– Видишь ли, для женского рода другое окончание, – заторопилась я, но она перестала слушать. Русский снова показался ей сложным, как китайская грамота.

– Ольга, какое у тебя полное имя? – спросил Колин. Они не первый раз соревнуются, кто наконец повторит его без ошибки. – Ольга Владимировна. – Как-как? Блади... – Влади-мировна. – Блади Мэри? – с коварной улыбочкой спросил Колин, и все трое залились смехом.

Сами вы Блади Мэри. Тоже мне, империалисты третьего класса.

– Колин, – набралась я храбрости, – а когда ты стал русофобом? – Да глупости... – Он смутился. – В Греции на пляже поругался из-за лежанки. Я не русофоб! Я к русским теперь отношусь лучше, чем к некоторым своим соотечественникам, – и он с негодованием посмотрел на моего мужа.

Злости в его словах не было. Я по себе знаю, что прощание с очередным предрассудком приносит радость. Это разочарование, повернутое вспять.

Лондон