Райский уголок

«Покупать в Майами – безнадежное дело. А тем более на Линкольн-роуд», – говорила Татьяна, улыбаясь и все-таки раскладывая передо мной очередную порцию футболок. Татьяна быстро идентифицировала меня по русскому акценту, рассказала, что сама – из Николаева, а в Майами-Бич перебралась всего несколько месяцев назад. «Цены немыслимые!.. Ну, сами видите, кто тут ходит», – кивнула она в сторону улицы.

Майами-Бич и вправду классический курорт, из тех, какие рисовали у нас в эпоху жесткого противостояния двух миров: основные посетители ярмарки Арт-Базель, которая проходит в Майами в начале декабря, они же и основные покупатели, рассекают по дорогам в Aston Martin, Bentley, разнообразных Ferrari и прочих изобретениях причудливой дизайнерской и инженерной мысли. Сочетания – очень пожилой господин и на две головы его выше красотка, кажется, сама Синди Кроуфорд, только, конечно, на поколение, а то и на два ее моложе. Или – немолодая дама, сильно подтянутая усилием не только воли, но и все той же инженерной мысли, и молодой ее спутник... Хрестоматийно? Но – неизбежно. Что касается футболок, рассказывает и показывает мне Татьяна, то в Майами все они с нарисованными черепами. С легкой руки Дэмиена Херста высокое актуальное искусство пошло в народ. В магазинах Майами-Бич футболку с черепом во всю широкую грудь встретишь чаще, чем с символикой местной спортивной команды «Флорида Пантерз». А дальше местный дизайнер, страшно уже знаменитый, утыкает эти черепа – по рецепту Херста (в том числе и коммерческому) стразами Сваровски. Было 26 долларов – стало 156. Покупатели есть, выгода – очевидная.

Арт-Базель в Майами – тот же Каннский фестиваль, только без красной дорожки (хотя и дорожка, кажется, похожая тоже была). Когда важно число приехавших звезд, чтобы потом сказать (и показать): вот Кельвин Кляйн... и я. Или: а вот тут мы с Наоми. Наоми Кемпбелл, рассказывал мне потом один из наших художников – участников Russian Dreams... в Басс Музеум, где проходит выставка, заходила дважды. Садилась на деревянную лавку – часть конструкции Владимира Тарасова, знаменитого перкуссиониста, а теперь и художника, – смотрела на обои в цветочек, которыми оклеены стены павильона, в окошко, где осень и из которого доносятся песни деревенских старух. Песни – наши (Тарасов родом из Архангельска), но Кемпбелл, говорят, настаивала, что точь-в-точь такие пела в детстве ее бабушка.

Подобные художественные призывы можно было встретить на каждом углу.

Актуальное искусство играет с жизнью, порою небезопасно для самого искусства, его целости и сохранности. Проходя в один из последних дней по павильонам Арт-Базеля, я наткнулся на лежащего посреди одной из галерей туриста. Лежащего нагло, да еще и уснувшего ко всему прочему. К нему приближались многие, но как-то с опаской. Я безо всякой опаски ткнул его ногой и чуть не вздрогнул от последовавшего испуганно-возмущенного вопля служителя. Это был не человек, а в натуральную (натуральнее не бывает!) величину исполненный путешественник (так и называлась, как потом выяснилось, эта работа). Усы, сумка дорожная, набитая битком, – под голову, расстегнутая на пузе рубаха с пальмами... «Сколько же такое стоит?» – спрашиваю я. «За то, что вы сделали, я вам не скажу!» – галерист все еще не пришел в себя. «По-моему, это – проблема современного искусства». – Своей вины я не прочувствовал.

Скрывать не стану – Америка для меня так и остается символом рая на земле. Даже конкретно – Флорида. Не гипотетического рая, а – буквального, имеющего форму и содержание. Так вышло: первый раз во Флориде я десять дней жил в частном заповеднике Уайт Оук Плантейшн, выстроенном для себя и немного для друзей эмигрантом во втором поколении Говардом Гилманом (к примеру, когда в Америке остался Барышников, Гилман мгновенно принял решение соорудить для него репетиционную базу на своей территории). В этот раз, узнав, что я еду во Флориду, Марина Ковалева, та самая, которая организовывала гастроли «Современника» на Бродвее, пригласила на пару дней пожить в отель «Аквалина» на берегу океана... Не знаю, сколько там звезд – пять, пять с плюсом или шесть, – но впечатление производит. Огромная кровать в огромном номере поднята так высоко над полом, что, проснувшись ночью, я с непривычки упал и ударился головой. Взял пульт, нажал на кнопку – тумбочка в ногах распахивается и вверх выползает огромная плазменная панель... Фантастика какая-то! Экран поворачивается, на столе клавиатура, и это уже – «просто» компьютер.

Место, кстати, само по себе интересное: на берегу океана по Коллинз-авеню стоят друг за другом пятизвездные «Трамп», «Ритц Карлтон», «Аквалина»... «Наша» «Аквалина», в которой живут и русские (половина номеров – квартиры, половина – гостиница, всего сто номеров, какой-то новый в Америке формат), – самая красивая, если посмотреть со стороны. Ну и машины у подъезда – те же Aston Martin, Bentley, Ferrari... Спрашиваю: есть известные люди? Есть. Имен не называют... Внутри – как в римском дворце: мрамор, светильники в виде старинных факелов. Потолки напоминают наши сталинские высотки – с клеймами, в которых здесь мирные цветы... А перейдешь на другую сторону улицы – и попадаешь совсем в другой мир. Санни Айлес называют еще Санни Рашн Айлес. Магазины все – русские, официанты – русские, газеты – русские: «Вам помогут сделать правильный выбор Ян Безверх и Евгений Вугман...»

В гастрономе Kalinka – микояновские колбасы, яблоки, в кадках – соленые помидоры, огурцы и квашеная капуста, московские пряники и шоколадные конфеты с репродукциями картин из Третьяковки... Беру бутылку вина, подхожу к кассе. И тут вступает в силу американский закон: «Пожалуйста, ID...» – просит кассирша. У меня – нет. «Тогда – водительские права?.. Может быть, паспорт?..» Паспорта тоже нет. Вдруг вспоминаю, что в кошельке у меня – социальная карта москвича. Срабатывает (спасибо, Юрий Михайлович!), и я получаю свою бутылку вина – разумеется, в коричневатом крафтовом пакете. Выхожу на улицу: слева – сирены, полицейские огни. Что-то случилось? Нет, в сопровождении одного «конного» – мотоциклиста и двух машин, под мелькание полицейских огней проезжает по Коллинз Авеню Санта-Клаус, машет руками. Жара, вода у берега – больше двадцати градусов, а он – в шубе и шапке. Я помахал ему в ответ.

Вообще, конечно, вызывает удивление, а потом и восхищение: как какой шторм или ураган в Америке – так показывают Флориду, пальмы гнутся и скрипят. А все эти «Трампы», и «Аквалина» тоже, – в двадцати метрах от океана. С утра выходишь на берег – одинокие пенсионеры совершают моцион, сзади меня догоняют двое, один – чуть более восточного вида, другой – более европейского, по-русски: «Я понял, думаю, решим все проблемы. Не волнуйся, все будет хорошо...» – «Хорошо. Спасибо. Что-то мы с тобой заговорились, побежали. Хорошего дня!» Ударили по рукам и разошлись. О чем они в восемь утра, на берегу Атлантического океана?! Хочется думать, решение проблем обойдется без жертв.

На одном из последних этажей «Аквалины», в будущих президентских апартаментах, сейчас выставка одной московской художницы, Ольги Бурцевой. Со всех сторон балконы. С 46-го этажа – потрясающий вид на океан: «Смотрите, смотрите, акула! – показывает мне рукой Бурцева, которая, кроме того что художница, еще и красавица. Действительно, большая рыба подплыла к берегу метров на двадцать. Но в воде никого нет. Близко от берега, говорят, не нападают. А в небе кружат – кондоры... Красота. А в самом Майами-Бич прямо над столиками в кронах пальм верещат зеленые попугайчики. И самолетик тянет за собой рекламу: Пэрис Хилтон и Ник приглашают на вечеринку... Чтобы совсем от жизни не оторвались!