|
|
Ритуальные маски могли устрашать, вразумлять, восхищать и, как выяснилось, затем вдохновлять на творческие эксперименты с цветом и формой. Фото автора |
В лес скульптур и ритуальных масок с проложенными между ними тропами, блуждая по которым можно шагнуть на особую территорию – туда, где совершалась инициация в том числе художников-авангардистов ХХ века.
В основе выставки, открытой в музее «Зиларт» до 17 января 2027-го и предполагающей ротацию, – более тысячи предметов: начиная с 1980-х годов их собирал ленинградско-нью-йоркский художник и скульптор Михаил Звягин (1931–2022).
Без этикеток, а лишь с редко мелькающими как будто магическими символами, призывающими прислушаться к аудиогиду, выставка ошеломляет сначала именно массой. Она вся обрушивается на путника в одно мгновение, пульсирует цветом, вибрирует формами, звучит многоголосицей – как и сама Африка, состоящая из сотен народов и языков.
А дальше начинается путешествие – буквально так: «Посмотри на точку старта… Мысленно выбери одну статую, которая привлекает твое внимание, и посмотри ей в глаза… Сделай шесть шагов вперед и повернись направо…» – заклинает аудиогид.
Постепенно взгляд начинает выхватывать то одну экзотическую деталь, то другую. Густо загримированное белилами подмигивающее лицо с черными губами. Вытянутую двенадцатиглазую маску, способную видеть во всех направлениях пространства и времени. Рычащего котенка-леопарда и распластавшегося крокодила. Двух танцующих прародителей, взметнувших ввысь руки в молитве о дожде. Двуглавую собаку, ощетинившуюся гвоздями-иглами. Боевой щит, испещренный узорами-шрамами. «Африканских мадонн», спелые женские статуэтки, символизирующие плодородие и деторождение. Мужские статуэтки правителей, порой не смущающихся демонстрировать свой авторитет.
Все это без пошлости, но с витальностью. С витальностью, предполагающей, однако, осознание неизбежности перехода в иные состояния – в том числе через боль при инициации, в том числе после смерти и смены поколений.
Видимо, еще одним «иным» состоянием для этих обрядовых образов, призванных исцелять, охранять, вразумлять, устрашать или наказывать, затем стали работы художников, в которых форма и цвет, не подчиняясь законам и правилам, вступили в собственный диалог с вечностью.
Авиньонские девицы Пикассо пустились в пляс, преодолевая гравитацию по воле Матисса, на одной из тропинок африканской выставки.
«Я понял, для чего африканцы создавали свою скульптуру: они помогали людям не подчиняться духам – чтобы стать свободными. Смотря на них, я понял, почему я художник», – Пабло Пикассо. «Африканские скульптуры научили меня кое-чему очень важному: они могли сжать и вытянуть человеческую фигуру, чтобы добиться нужного ритма и выразительности. Это был совершенно новый язык», – Анри Матисс.
Здесь же есть, например, и фигуры бауле из Кот-д’Ивуара с тонкими вытянутыми ликами и крошечными ртами, «неспроста напоминающие трактовки лиц на портретах Амедео Модильяни», о чем сообщают, настраивая на исследовательский лад, авторы справочного стенда: «Ряд подобных «звездных» ассоциаций на примерах экспозиции можно продолжать еще долго».
Конечно, главный вопрос любого, кто потерял счет времени в этом африканском лесу: все ли предметы подлинные? Ответ есть. Поводом для составления коллекции стали не столько научные изыскания, сколько творческая интуиция и предчувствие художника.
|
| Знакомые всё «лица». Фото автора |
Среди экспонатов есть множество предметов, которые существуют лишь в единственном экземпляре, так что в Москве в этом случае выставлены не подлинники, а реплики разной степени близости к оригиналу – от строго канонических до вольных и даже авторских трактовок, сделанных конкретными ремесленниками.
Но судя по всему, есть и такие артефакты, которые действительно «участвовали» в магических процедурах и «помнят» свое предназначение, находятся в пограничном состоянии между обыденностью и сакральностью.
Так что сила коллекции не в подлинности каждого экспоната, доказательство или опровержение которой потребует кропотливого анализа, а в массовости и энциклопедичности: это широкий спектр африканского искусства. Ценность в том, что, несмотря на возникающие порой трактовки и внедрения новых деталей, эти предметы все равно несут в себе изначальную идею оригинала. Их можно атрибутировать, о каждом можно рассказать уникальную историю и каждым можно вновь творчески вдохновиться.


