Людмила Петрушевская
Сплерд, Шплютц и Иван Тургенев.
Рисунок Александры Шадриной
К нам пришли эти Сплерд и Шплютц, как они заявили, только что с помойки. Могли и не сообщать.
Все же в воздухе носилось, все подробности. Проросший лук, резиновый сапог мокрый, арбуз, полусъеденный неделю назад. Подушка перьевая прабабушкина.
Как говорится, песня ясно без слов. Сплерд и Шплютц сказали, это недалеко тут.
Разумеется! Лозунг был назад к природе, а природа уже вся заставлена помойками. И являются такие вот.
И один держит в руках коробочку почти белую, явно лекарство.
И оба дрожат. Заболели? Нет, им требуется (видите ли) переводчик с языка. Не знают с какого.
Мы Сплерда и Шплютца отвели для пробы к Ивану Тургеневу. Котята сгрудились, ремнями скрипят, наблюдают. Тургенев из своей трехлитровой банки приветливо так сказал: «Внутрь не приглашаю» и «Вы мне загораживаете».
И надел очки.
Сплерд и Шплютц протягивают ему коробочку и просят:
– Дедуль, ты там прочти что написано. Там не по-нашему.
И затаили оба дыхание, большое спасибо. Облегчили нам жизнь.
Иван Тургенев посмотрел-посмотрел да и вдруг говорит через стекло:
– А это для собак. Щьен.
– Для щенков, ясно. Ну все равно, а от чего? – с тревогой спрашивают оба, как больные. И с надеждой.
– И оно просрочено, – заявляет Тургенев.
– А от чего? – почти плачут они, Сплерд и Шплютц. – Нам бы побыстрее надо, полечиться требуется.
– От гельминтов, – стесняясь, отвечает Иван Тургенев, русский писатель.
Оба сказали задумчиво: «Понятно», отошли в сторонку, вынули из коробочки таблетки, поделили, покрошили их в руку и приняли, как бы на что-то рассчитывая. Сжевали все.
Постояли, удивленно посмотрели в небо, на Полину Виардо, которая в этот момент заклубилась и громыхнула.
После чего они пошли долой, все еще прислушиваясь ко внутренним ощущениям и явно ожидая чего-то.
