После ледникового периода

Примыкающий к первому ряду поэтов, выдвинувшихся на рубеже 60-х, Владимир Костров последовательно прошел все этапы типичной карьеры советского стихотворца – от дебюта в коллективном сборнике до солидной в те годы должности заместителя главного редактора «Нового мира». По дороге он собирал всевозможные награды и звания. Своеобразие его творческого пути заключается в том, что, находясь, с одной стороны, в рядах благополучного и благонадежного литературного истеблишмента, Костров, с другой стороны, оставался в узкой прослойке тех профессиональных литераторов, чьими усилиями поддерживалась и до некоторой степени обновлялась русская словесность, охранялась традиция. Отсюда, конечно, вытекают и недостатки любого традиционализма: ограниченность художественных приемов, ортодоксальный пафос и подчас духовная толстокожесть, подменяемая понятием «духовность», пустотным в своей сути.

Трудно, однако, отрицать огромный вклад поэтов этого времени в песенную культуру, ибо для современников Кострова песенный жанр представлялся своеобразной отдушиной, тем более необходимой, что помимо широкой известности достигался своего рода баланс между музыкальностью стиха и незначительной глубиной содержания.

Поневоле приходится быть строгим, когда вспоминаешь, какие потери были понесены русской культурой в давильне политических репрессий сталинской эпохи. Затем, после уничтожения более или менее естественного хода развития литературы, после того как волевыми костоломными усилиями читающей публике были навязаны и культивировались в ней определенные вкусы, выпестовалось поколение авторов, чьи взгляды на искусство формировались не на основе изучения духовного опыта и творческого метода их непосредственных предшественников, а на выхолощенном от малейших намеков на самостоятельное мышление экстракте из классиков XIX века, дополняемом идеологизированным и насквозь фальшивым современным ремесленничеством.

Развитие отечественной литературы в эти годы шло скорее вопреки и втайне. Постепенно в среде лиц, имевших некоторое (обыкновенно весьма темное, искаженное) представление о подлинной истории отечественной культуры, возникли группировки, позже получившие обобщенное именование андеграунда.

Именно из этой среды вышли многочисленные литературные, художественные, музыкальные и кинематографические гуру 80-х. Наступил ледниковый период для динозавров официального искусства.

Рубеж 90-х, ознаменованный крахом СССР, подвел черту не только под бытованием творческих союзов, но и поставил жирный крест на отдельных личностях. Некоторые писатели старой закваски нашли приют под патриотическими лозунгами и продолжают призрачное существование в фантомных объединениях. Перешагнуть этот рубеж без существенных потерь удалось немногим, в том числе и Кострову. В чем же причина?

По-моему, дело здесь не только в том, что он удержался на борту Ноева ковчега – Литинститута, но и в его неоспоримых заслугах перед русской песней, до сих пор приносящих сладкие плоды популярности. В этой связи вспоминаю один эпизод из 2004 года. Той зимой в Гатчине проводился очередной кинофестиваль, на который Костров был приглашен в качестве почетного гостя. В программе одного из гала-концертов значилось его получасовое выступление. Честно говоря, я сомневался в том, что чтение Владимиром Андреевичем собственных стихов будет иметь успех у публики. Неожиданно на сцену вышел совершенно другой Костров – подтянутый и как бы заостренный. Нужно ли говорить, что выступление его имело большой успех?

Подведем черту. Как же сложится в дальнейшем творческая судьба Кострова, его произведений? Не в последнюю очередь, как мне кажется, это зависит от того, в каком направлении будет развиваться русская поэзия XXI века. Если в ней окончательно возобладают тенденции, намеченные деятелями отечественного андеграунда, то наследие Кострова окажется невостребованным будущими поколениями читателей. Если же, однако, русская нация путем колоссального напряжения сил сумеет сохранить и культивировать свою самобытность, подтвердит свое историческое право на голос в синклите великих народов, то не пропадет и немногое лучшее в ее лирической поэзии последней трети XX века, связанное с именами Николая Рубцова, Юрия Кузнецова, Владимира Кострова.