О роли государства в десакрализации фигуры учителя

А что произойдет, если ученики начнут сами выбирать себе учителя? Фото Дмитрия Феоктистова/PhotoXPress.ru

Новое веяние: школьные методички превращаются в прокламации. На 74-й странице брошюры из серии «Воспитание школьников» (она адресована администраторам образования) читаем: «Мы не можем отменить ЕГЭ в силу разных причин, мы можем отрицать его в душе и сознавать, какой кошмарный вред наносит он нашей стране уже хотя бы потому, что растет число учителей, которые из-за него впадают в стрессовые ситуации, получают новые болезни сверх накопившихся... Растет число преступлений в связи с ним, растет число учеников, не сдавших ЕГЭ и попавших в разряд изгоев, очень часто и почти всегда не по собственной воле».

Прочитав такое в пособии по подготовке «нового учителя» (его автор – известный человек, почетный работник общего образования, профессор Владимир Лизинский), хочется просто взять и отменить эту, как он ее называет, «игру в американо-русскую рулетку». Но проблему освобождения школы от формализма это не решит. Живые корни срубленного «древа ЕГЭ» прорастут какой-нибудь осовремененной версией этого сплава политтехнологий с торжеством селекционной «химии». Имя «мичуринцев», которые выведут очередной гибрид, заранее известно – ими снова будут управленцы. Поскольку контролировать, тестировать, мониторить – это все про них, тут они волшебники. В нашей системе ценностей это неприкасаемые люди. В этом, пожалуй, и закавыка. Ремесло чиновника на языке политиков точнее всего было бы назвать «защитой прав ребенка на качественное образование».

Выходит, что этот функционер, как бы его ни ругали, занят общественно полезным делом. Значит, проблема не в нем. А, вероятно, в самой школе? Что же с ней не так? Почему упорно саботирует пакет возложенных на нее приоритетных направлений, вызовов, посланий и надежд?

В 1899 году Влас Дорошевич свой знаменитый очерк «Маленькие чиновники», изображающий ужасы «восьми кругов гимназического ада», завершил фразой, которая рассмешила его современников до слез и навсегда вошла в историю российского образования. Вот она: «Для Петербурга теперешняя школа важна в особенности потому, что с детства приучает людей быть маленькими чиновниками».

То есть уже тогда было понятно, где разместился главный штаб бюрократизации общества, он же механизм торможения самых благих и прогрессивных реформ. И что отсюда и задача образования должна звучать совсем иначе. Готовить, допустим, «маленьких предпринимателей», а не чиновников. Свободных людей. Другое дело – как?

Впервые для массовой школы ответ на этот вопрос дал 65-летний доцент МГУ имени М.В. Ломоносова Милослав Балабан. В 1992 году он предложил сделать школу системой классов и студий, открытых на вход и выход. Инструментом преобразования школы в свободную службу развития детской инициативы он назвал... банковскую карту: вошел, расплатился и учишься дальше.

Тогда еще никто не понимал, что это за карта такая: 90-е годы! Над Балабаном смеялись. Ну, конечно, хватил через край. Разве такое возможно: вместо 100-процентной явки учащихся – странные сибаритские шатания детей по «парку»? Фэнтези...

Несколько лет назад автору довелось общаться с деканом факультета экономики МГУ, почетным профессором Пекинского университета, Сорбонны и т.д. Александром Аузаном. Я ему рассказал о системе Балабана. Каждый ученик получает кредитку, в которой запечатаны деньги из бюджета, предназначенные на его образование. И он с этой кредиткой на руках путешествует по классам, ищет себе занятие и мгновенно, как в автобусе или метро, его оплачивает. Вот его комментарий.

«Постойте, дайте сообразить… Понятно, откуда возникает отторжение: мы вроде бы сразу закладываем денежные отношения между учеником и учителем, а в нашей культуре это – табу. Ибо учитель в ней ритуальная фигура. Если же вы срываете с образования этот священный флер сакральности, то возникает множество проблем. Есть такая модель рынка, автор которой экономист Джордж Акерлоф получил в 2002 году Нобелевскую премию. Он изучал рынок «лимонов» – так на жаргоне американских автодилеров называется машина с дефектом. Акерлоф доказывает, что если человек не в состоянии разобраться в качестве того, что предлагает ему рынок, то в конкуренции будет побеждать не лучший, а худший производитель. Побеждать будет мошенник. Или, говоря более научно, при наличии асимметрии информации по поводу неисследуемых благ конкуренция плохо срабатывает, не в ту сторону. Это к вопросу о том, сможет ли ученик верно оценить достоинства открытых к его услугам педагогов, или здесь будет побеждать, как выражался мой друг Евгений Сабуров (известный экономист, бывший министр экономики России. – А.З.), недобросовестный «мистагог» (mistagog) – мастер педагогических мистификаций...»

Гуру экономики все же помог разобраться в сложнейших вопросах. Ни за что без его подсказки не полез бы я в умные книги для студентов экономических вузов. И никогда бы не узнал, что «государство может сглаживать асимметрию информации путем контроля за качеством товаров и услуг, распространения нужных потребителям сведений, препятствуя распространению вводящей в заблуждение рекламы». Потому что «пресечение асимметричной информации становится функцией цивилизованного государства». Именно оно в лице армады госчиновников и «призвано защищать слабо информированных потребителей от действий, о которых они впоследствии пожалели бы».

Так что чиновнику в школе-парке будет чем заняться. Что же касается «лимонов», возражений почти нет. Еще бы! Система Коменского – это вообще довольно кислый цитрус, где каждый шаг и вздох ребенка подкреплен стандартом и прикрыт в финале «вишенкой» ЕГЭ. Но для того и создавалась «школа-парк» по лекалам древних афинских Ликея и Академии, чтобы исправить эту порочную традицию.