Конечно, главное, что и кто волновали умы людей культурных на минувшей неделе, – это Чехов и, если можно так сказать, ему сопутствующие. Мне показалось, удалось обойтись без фанфар и прочих медных труб, которые в свое время сильно попортили 200-летие со дня рождения Пушкина. Международная конфедерация театральных союзов организовала небольшой международный фестиваль, в некотором смысле – пролог большого Чеховского, который начнется в мае и затянется на два месяца. А тут за неделю, даже меньше, сыграли несколько премьер, и теперь немного неловко, что газетная площадка не позволяет написать по большой статье о каждой – и о «Тарарабумбии» Дмитрия Крымова в театре «Школа драматического искусства», и о «Донке» швейцарского клоуна и режиссера, итальянца Даниэле Финци Паски, и о минской «Свадьбе» Владимира Панкова, и о «Скучной истории» Михаила Левитина.
Накануне юбилейной даты в Доме Пашкова прошла конференция, на которой слушатели с пониманием относились к непозволительным в другом случае дебютам: выходя на трибуну съехавшиеся со всего мира выдающиеся театральные режиссеры, актеры не стеснялись признаться: «Не знаю, что сказать...» Деклан Доннеллан, Петер Штайн, Маттиас Лангхофф, и наши – Леонид Хейфец, Кама Гинкас, Алла Демидова, Александр Калягин, Андрей Кончаловский... Не шутя, блестящим было выступление московского мэра Юрия Лужкова, который был, как всегда в подобных случаях, артистичен и исполнен вдохновения и без бумажки цитировал классика. Кама Гинкас заметил: мы знаем, что Чехов был болен туберкулезом, но у него была еще одна болезнь – сильнейшая аллергия, аллергия на пошлость. При этом Чехов, известно, многое позаимствовал у Ибсена и при этом Ибсена не любил, говорил, что у норвежского драматурга совсем нет пошлости. Пошлость, сказал Гинкас, как плесень, гниение, – непременный фермент, неотъемлемая часть жизни. В этом – парадокс и загадка Чехова.
Не чеховский сюжет, взбаламутивший Москву, хотя и не отвлек от Чехова, тем не менее сильно озадачил: 57 сотрудников, в том числе несколько ведущих актеров Драматического театра имени Станиславского, написали письмо мэру Лужкову и разослали копии в газеты и инстанции. Требуют снять худрука – народного артиста Александра Галибина. По содержанию напоминает доносы 30-х, впрочем, и более поздних лет. Как ни грустно, даже театрально-административная практика последнего времени помнит как минимум два похожих случая: в прошлом году два противоположных по призывам письма написали актеры Театра имени Вахтангова: одни просили не продлевать контракт с худруком Римасом Туминасом, другие, их было больше, – настаивали на продолжении сотрудничества. А до того часть труппы Нового драматического театра восстала против главного режиссера Вячеслава Долгачева. Их не послушали. В день публикации письма мне позвонила корреспондент службы новостей телеканала «Культура», попросила дать комментарий. Уже через полчаса группа приехала на Кузнецкий Мост и вытащила меня с большого совещания, посвященного архитектурному будущему Большого театра. Я сказал и о том, что народный артист Владимир Коренев незадолго до появления этого письма получил от художественного руководителя выговор за самовольное сокращение спектакля на 40 (сорок!) минут (и это не тайна). А – уж не знаю, что за череда совпадений – из трех газет, куда сочинители отправили свое письмо, напечатала его та, главный редактор которой предлагал театру свою новую пьесу. Театр от нее отказался. Мое интервью в эфир не попало.
Про архитектурное совещание в Дирекции по строительству, реконструкции и реставрации, которое отвечает за судьбу Большого театра, следует сказать особо. Совет по архитектуре при Союзе архитекторов России обсуждал в основном судьбу подземного пространства, а также – северного фасада и так называемого портика Бове. Архитекторы оказались людьми высококультурными и даже спорили вежливо, хотя и придерживались порой прямо противоположных позиций (по второму и третьему вопросам). Прозвучали и радикальные предложения: портик, как заметил один из выступавших, сомнительного происхождения вообще превратить в артефакт, не морочить им голову. Одни предлагали закрыть Копьевский переулок, другие, напротив, – его освободить. Фасад, прежде закрытый забором, вероятно, еще будут обсуждать. Мне больше всего понравился современный застекленный вариант, предложенный, кажется, Михаилом Хазановым. Что касается подземного зала, то независимо от дальнейшего его использования – только ли для репетиций или для концертов тоже – все участники собрания сошлись в том, что его нельзя перекрывать и «урезать», то есть сохранить его нынешнюю «кубатуру», обещающую, кроме прочего, и хорошую акустику.