Сергей Лузянин Заявление президента Джорджа Буша от 13 декабря 2001 г. об одностороннем выходе США из Договора по ПРО 1972 г. еще раз подтвердило старую истину, что в большой политике нет друзей, а есть свои национальные интересы. Реакция России известна. Со своей стороны, "главная" китайская газета "Жэньминь жибао" заявила, что от "выхода из Договора по ПРО не следует, как гласит поговорка, "бледнеть от одного упоминания о тигре". Тут следует с еще большим хладнокровием наблюдать и анализировать".
Состоявшиеся 13 декабря телефонные переговоры между Владимиром Путиным, Цзян Цзэминем и Джорджем Бушем свидетельствуют не только о соблюдении тремя лидерами правил политического этикета", но и об их желании выяснить хотя бы первоначальную позицию друг друга по данному вопросу. Характерно, что американский президент первым позвонил Цзян Цзэминю еще до объявления о выходе США из договора. Буш продемонстрировал готовность США начать диалог по вопросам ядерного оружия не только с Россией, но и с другими ядерными державами, в первую очередь с Китаем.
Вместе с тем уже 13 декабря было очевидно, что реакция России и Китая будет согласованной и единой. Не случайно через 4 дня в Москве прошел 4-й раунд китайско-российских консультаций по вопросам стратегической стабильности на уровне заместителей министров иностранных дел, по итогам которых Ван Гуанъя и Георгий Мамедов объявили о важности "сохранения международного режима контроля над вооружениями и разоружения, а также стратегической сбалансированности".
Односторонний выход США из договора невольно снял с России одну деликатную проблему. Дело в том, что согласно российско-китайскому Договору от 16 июля 2001 г. стороны декларировали взаимную приверженность "неукоснительному соблюдению основополагающих договоренностей, обеспечивающих поддержание стратегической стабильности" (ст. 12). Если бы США пошли по пути внесения "поправок и дополнений" к Договору по ПРО, а России пришлось бы их обсуждать и принимать, неизбежно возникла ситуация, которая бы противоречила духу данной статьи так же, как и в случае совместного выхода из ПРО 1972 г.
Сегодня проблема стоит значительно шире: что лежит в основе глобального и регионального взаимодействия трех держав, в том числе в области стратегической ядерной безопасности, что их больше объединяет или разъединяет в условиях, сложившихся после 11 сентября.
В интеграционный позитив уже сегодня можно записать общность интересов в борьбе против мирового терроризма, экономическое взаимодействие, необходимость совместной разработки новой концепции глобальной системы безопасности, обновления институтов ООН и др.
Разъединяющими моментами могут стать ситуация в Центральной Азии после завершения антиталибской операции, а также возможное перенесение ударов на Ирак, Сомали или другие страны. Не слишком рады в Пекине и сближению России с НАТО. На его пути в каком-то смысле стоит российско-китайский Договор 2001 г., который обязывает обе стороны не участвовать "в каких-либо союзах или блоках, наносящих ущерб другой стороне" (ст. 8). Конечно, взаимодействие России и НАТО - это еще не "прямое участие". Однако в политическом контексте данный процесс не стыкуется с общим "духом" договора.
В ресурсно-технологическом отношении КНР способна быстро и качественно наращивать свой ракетно-ядерный потенциал. Она стала третьей после России и США страной, обладающей современной космической техникой. Пекин запустил в космос два беспилотных космических аппарата и планирует в ближайшие пять лет вывести еще 30 навигационных спутников. Не секрет, что при необходимости гражданские спутники могут найти применение и в военной сфере. Другой вопрос: пойдет ли по этому пути КНР и сбудутся ли прогнозы аналитиков о десятикратном увеличении его ядерных сил в ответ на выход США из ПРО 1972 г.?
Китай с учетом долговременной стратегии внутренних реформ не может позволить себе "роскошь" радикального изменения своих приоритетов, какие бы серьезные причины в основе этого не лежали. Для выхода на новый качественный и количественный уровень вооружений, сопоставимый с США или Россией, Пекину понадобится отказаться от задач грандиозного экономического реформирования страны. Для завершения экономических реформ и реального выхода в мировые экономические лидеры Пекину понадобится еще как минимум 15-20 лет. Попытки радикального увеличения стратегического ядерного потенциала могут зачеркнуть эти планы.
Более серьезная проблема для Китая - развертывание США системы ПРО на театре военных действий (ПРО ТВД), которая в случае ее реализации сможет полностью "закрыть" Тайвань. Вот здесь действительно ахиллесова пята китайской оборонной стратегии. Тем более что в данной системе речь идет о нестратегических средствах малого и среднего радиуса действия, на которые Китай теоретически может адекватно ответить. В этом контексте Тайваньский пролив становится потенциальной зоной конфликта.
Существующие сегодня режимы безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) не решают эту проблему, а наоборот, обостряют ее. Система двусторонних и многосторонних оборонительных союзов (американо-японский договор о безопасности и др.) не дает реальных правовых и политических механизмов для тайваньской страховки. Тем более гарантами безопасности не являются также аморфные организации, как Региональный форум АСЕАН (АРФ), выполняющий больше консультативные функции по вопросам безопасности, и АТЭС, которая решает в основном экономические проблемы. В отличие от Европы в АТР нет организаций типа НАТО и ЕС, а отсутствие единого экономического и военно-политического поля объективно создает ситуацию непредсказуемости и возможности для появления новых игроков, в том числе из рядов международного терроризма.
