Виктория Панфилова
Экс-советник президента США Барнетт Рубин не считает, что развитие демократии в Центральной Азии приоритетно для Вашингтона.
Фото Даниила Кислова ('Фергана.ру')
-Господин Рубин, вы являетесь разработчиком Конституции Афганистана. Насколько, на ваш взгляд, она соответствует нынешним требованиям общества и не требует ли изменений и дополнений?
– Безусловно, в том виде, в каком Конституция существует сейчас, нельзя считать ее совершенной, поэтому не исключено, что она будет изменяться. Вообще после столь длительного конфликта написать совершенную конституцию невозможно. Это относится не только к Афганистану. Президент Хамид Карзай как-то сказал, что конституция должна действовать следующие 50 лет и даже 500, но для этого нужно ей хотя бы год проработать.
Сегодня Афганистан – президентская республика. Правительству удалось восстановить государственные структуры, и оно пытается строить государство на основе исламского права и национальных традиций. Большинство афганских граждан поддерживают сильное центральное правительство. Как вы знаете, на протяжении многих лет страна была раздроблена, в каждом районе был свой командир. Сегодня все стремятся подчинить власть единой структуре, поэтому избрали президентскую форму правления. Однако в будущем, в условиях сильного государства, можно будет обсуждать и децентрализацию власти. Но для этого необходимо, чтобы политические партии и парламент набрали силу, только тогда можно будет обсуждать переход к президентско-парламентской форме правления.
– Намерено ли правительство США содействовать развитию демократии в Афганистане и в странах Центральной Азии в целом?
– Я должен подчеркнуть, что я не представляю правительство США. Вместе с тем я не думаю, что развитие демократии в странах Центральной Азии является приоритетным направлением для Вашингтона. Главное сейчас – это стабильность в регионе, подготовка условий для действий коалиционных сил в Афганистане. Безусловно, в правительстве США есть структуры, которые занимаются развитием демократии и которые будут продолжать свою работу, но у них гораздо меньше ресурсов, нежели у Пентагона и ЦРУ.
– Как по-вашему, потенциал антитеррористических усилий в Афганистане не пострадал в результате ухода американских войск из Узбекистана?
– Я разговаривал с американскими военными, которые служат в Афганистане, и мне не показалось, что они сильно обеспокоены этой ситуацией. Но есть другой аспект – политический, и он более важен. К борьбе с терроризмом существуют разные подходы, и очевидно, что у США и Узбекистана они разные. Иногда бывает так, что американское правительство декларирует один подход, а на деле все происходит иначе.
Закрытие американской военной базы в Ханабаде, судя по всему, было связано с событиями в Андижане, которые до сих пор оцениваются неоднозначно. Насколько я понимаю, была некая вооруженная группа, которая предприняла попытку освободить с помощью оружия заключенных из тюрьмы. В то же самое время надо признать, что режим в Узбекистане авторитарный, поэтому шансов для мирного диалога с оппозицией нет никаких. И в этих обстоятельствах угроза терроризма будет только возрастать. Поэтому и принимаются решения, которые рассчитаны на использование силы в борьбе с терроризмом. С другой стороны, нужно развивать демократию и политическую систему, что позволяет улучшить условия жизни. Американское правительство считает, что нужно идти по второму пути, поэтому критикует Узбекистан. Конечно, нужно развивать демократию. Ранее США не способствовали этому процессу в Узбекистане, однако события в Андижане показали, что эту тему нельзя игнорировать.
– Насколько соответствуют слухи о том, что после ухода американцев из Узбекистана Пентагон, дабы не ослабить военную составляющую в регионе, ведет переговоры с президентом Ниязовым о размещении своих военных на территории Туркмении. Получается, что Туркменбаши лучше Каримова?
– Не хочу обсуждать, кто лучше – Каримов или Ниязов. Америка размещает свои базы в странах не для того, чтобы показать, поддерживает или не поддерживает она правительство этой страны. США размещают свои базы исходя из собственных интересов. Демократии мало в Узбекистане, но еще меньше ее в Туркмении. Если в Узбекистане были движения протеста, которые в итоге привели к насилию, то в Туркмении даже этого нет. Только поэтому Туркмения кажется более мирной.
– Но в Узбекистане этот конфликт был спровоцирован не демократическими силами, а исламистскими...
– Сама суть конфликта необязательно должна быть идеологической. Это движение социальных и политических противоречий. Иногда это базируется на национальном факторе, иногда на религиозном – все зависит от того, кто является организатором. В Узбекистане некоторые движения занимают сейчас исламистские позиции. К примеру, в Таджикистане во время гражданской войны также были движения националистического и исламистского характера.
– В нынешнем году в Таджикистане пройдут выборы президента. Как вы полагаете, возможно ли обострение ситуации между властью и оппозицией?
– Во время любых выборов всегда есть противоречия, поскольку речь идет о власти. Пару месяцев назад я был в Таджикистане и встречался с местной оппозицией. У меня сложилось впечатление, что они не рассчитывают на победу демократии в Таджикистане. Они понимают, что им удастся набрать небольшое количество голосов. До тех пор, пока у них есть место для маневра, они не будут усиливать напряжение, провоцировать нестабильность.
– Может, это страх пережитой гражданской войны?
– Конечно, печальный опыт гражданской войны никто не хочет повторять. Правительство Таджикистана не пытается уничтожить оппозицию, а дает ей поле для маневра. В свою очередь и оппозиция не хочет повторить опыт гражданской войны. В результате соблюдается некий баланс интересов.
– Получается, что правительство удерживает оппозицию на коротком поводке?
– Официальная власть налагает определенные ограничения, но дает существовать оппозиции. Ей разрешено иметь свои СМИ, у оппозиции есть несколько мест в парламенте. Тогда как в Узбекистане и тем более в Туркмении для оппозиции вовсе нет места. Насмотря на то что Таджикистан нельзя считать демократической страной, здесь все же больше свободы. Я начал ездить в Таджикистан с 1994 года и вижу, что ситуация улучшается. Люди видят прогресс в политической, экономической и социальной сфере. Это, конечно, не то, что люди хотели бы видеть как конечный результат, но существует баланс и определенный прогресс.
– Сейчас самая сложная проблема в этом регионе связана с Ираном. Насколько в отношения Тегерана и Вашингтона втянуты соседние страны?
– Главный вопрос в американо-иранских отношениях – это вопрос развития ядерной программы. Отношения США и Ирана сложны и трудно объяснимы. США и Иран были противниками на протяжении многих лет.
Сейчас у всех в мире есть свои противоречия с Ираном. Хотя бы потому, что к власти пришло экстремистское правительство. Прошлое правительство пыталось сохранять баланс, но не Ахмадинежад. Если бы Иран попытался сохранить какой-то баланс с остальным миром и налаживал отношения с Европой, разделив каким-то образом Европу от Америки... Но в последнее время Иран отверг все европейские инициативы. Кроме того, он отверг российские предложения по обогащению урана, это поставило Россию в неудобное положение как посредника. Это также осложняет жизнь Афганистана, потому что Афганистан нуждается в Иране с экономической точки зрения и нужен Америке с военной точки зрения.
Афганистан слаб, ему тяжело самостоятельно справиться с конфликтом. Я думаю, что правительство Ирана продолжает политику предыдущего правительства, которое пыталось осложнить отношения с другими странами. Получается, что радикалы в правительстве Ирана и радикалы в правительстве США имеют одинаковый интерес.
– Могут ли постсоветские страны предоставить свою территорию для дислокации американских военных баз и нанесения ударов по Ирану?
– Пожалуй, нет. Достаточно того, что США имеют базы в Афганистане. База в Киргизии служит для обеспечения операции в Афганистане.
– По некоторым данным, основные силы талибов в настоящее время базируются в Вазиристане (Северный Пакистан). А на днях они заявили о том, что намерены создать в этой провинции независимое исламское государство...
– Известно, что Исламабад фактически не контролирует Вазиристан. В этот район не допускаются вооруженные силы Пакистана, тем не менее «Талибан» не способен сделать Вазиристан своим независимым государством. «Талибан» не создает в этой провинции государственные структуры управления, а намерен держать эту территорию под контролем. Правда, это не снимает ответственности с официального Исламабада, который должен определиться с тем, входит ли Вазиристан в состав Пакистана. Кроме того, эта ситуация опасна и для Афганистана, так как эта территория может использоваться как плацдарм для последующих атак на Афганистан. Но сложившаяся ситуация в Вазиристане еще более опасна для Пакистана. На днях была встреча президентов Пакистана и Афганистана, в ходе которой как раз обсуждалась ситуация в Вазиристане.
– Как долго продлится еще антитеррористическая операция в Афганистане?
– Трудно предсказать окончание операции, поскольку в Афганистане нет стабильности уже более 30 лет. Но я надеюсь, что Афганистан не будет нестабильным в течение следующих 30 лет. Невозможно сейчас сделать какой-либо прогноз и сказать, как будет развиваться ситуация. Но Хамид Карзай не доволен тем, что США приняли решение о сокращении численности коалиционных сил до 4 тысяч солдат.
