Последняя

АНГЕЛИНА ИОСИФОВНА СТЕПАНОВА была последней актрисой "того" Художественного театра. "Тот" и "этот" - эти "определения" вошли в наш обиход задолго до раздела театра и имеют отношение не ко МХАТу имени Чехова и МХАТу имени Горького, а к тому театру, которого уже нет, основанному в 98-м году (еще немного - и надо будет говорить - позапрошлого века) Станиславским и Немировичем-Данченко, и к тому, с которым имеют дело нынешние зрители. Степанова была на десять (чуть меньше - чуть больше) лет младше Тарасовой, Грибова, Еланской, Андровской. И все же ее можно назвать и ее называли актрисой того самого, по внутритеатральной терминологии - второго поколения МХАТа. Рядом с ней играли те, кто был младше ее совсем немного, но они - актеры уже другого поколения Художественного театра. Она была ученицей самого Станиславского, играла с ним в "Горе от ума", в "Вишневом саде". Рядом играли Книппер-Чехова, Качалов, Москвин... Актеры первого поколения, мхатчики. Другим ее учителем был Немирович-Данченко. По "иронии судьбы" - хотя совпадения в таком "деле" всегда приобретают особый вес и мистический смысл - она умерла в ночь на 18 мая, в день рождения Софьи Пилявской. Пилявская, с которой мы простились недавно, была предпоследней.

В официальной информации, на ленте ИТАР-ТАСС, говорится, что Степанова отдала театру 75 лет. Это так и не так. Раздел театра, говорила она в последние годы, она не принимала. Но после раздела осталась с Ефремовым (которого очень уважала и потому столетие МХАТа праздновала в Камергерском, а не на Тверском), играла в "Московском хоре". Потом заболела, а когда выздоровела, то в театр уже не вернулась. Ушла тихо. И умерла, как написано в той же тассовке, во сне, в своей московской квартире. В ее жизни были драмы и подлинные трагедии. Сама - парторг МХАТа (тут, вероятно, тоже были свои драмы), Степанова, как известно, была женой Фадеева и о самоубийстве писателя узнала на мхатовских гастролях в Югославии. На похоронах, свидетельствовали очевидцы, не плакала. Потом - вернулась доигрывать спектакли. Строгая женщина, мужественная (у недругов всему этому были, конечно, другие определения), она сохранила эти качества и в старости. Старостью трудно назвать ее последние годы. Она болела, но на людях появлялась всегда подтянутой, в строгих, красивых платьях, в туфлях на шпильках. Говорила немного, часто собственному слову предпочитая чьи-то великие стихи - Баратынского, Пушкина, Тютчева. Поэзию она знала, любила и, по собственному признанию, ушла из театра, чтобы заняться поэзией. Последние ее программы на радио датированы чуть ли не прошлым годом.

В самом ее присутствии последних лет была значительность. Вышедшая недавно книга ее переписки с Эрдманом лишь добавила уважения к Степановой, и без этого знания немало пережившей. Значительность и величие. Она не была, вероятно, гением - в том смысле, который был использован Давидом Самойловым, но к ней, а вернее, к нам так подходят заключительные строчки его известного стихотворения: "Нету их, и все разрешено". Что мы разрешим себе после ее ухода зависит уже от нас.