Андрей Урицкий КАК-ТО так получается, что любимый герой современной литературы - писатель. Писатель пишет о писателе, то есть о себе, - и, естественно, о литературе. Роман екатеринбуржца Валерия Исхакова "Читатель Чехова" ("Дружба народов" # 5) начинается так: Алексей Михайлович Скрыльников, литературный работник, критик, берет в издательстве на рецензию две книги, две повести, два коротких романа - "Контракт литератора" Эдуарда Денисова и сочинение Дмитрия Гурова "Читатель Чехова". Названием второй вещи задан лейтмотив: герой рассказа Чехова написал, оказывается, книгу "Читатель Чехова"┘ Надо бы насторожиться, но Скрыльников, именующий себя профессиональным читателем, подвоха не заметил и для начала приступил к роману Денисова. Тут оно и пошло-поехало: герой "Контракта литератора" Эдуард Денисов ("Очень характерный, кстати, для современного автора прием - назвать главного героя собственным именем".) по ходу дела покупает и читает роман Дмитрия Гурова "Читатель Чехова", герой которого Дмитрий Гуров читает текст Эдуарда Денисова "Контракт литератора", герой которого Эдуард Денисов читает опус Дмитрия Гурова┘ Почва под ногами плывет, Скрыльникова засасывает, он чувствует собственную ненужность, он исчезает: "┘во мне как в читателе надобность отпала. Две книги, лежащие на моем письменном столе, преспокойно читают друг друга". В конце концов Гурова убили, Денисов из одного текста перебрался в другой, замкнув тем самым круг, а Скрыльников вынырнул невредимый, только мир, где он живет, чуть-чуть, да изменился, литература, опрокинутая сама в себя, его изменила.
Вот такую вот конструкцию выстроил Валерий Исхаков. Это именно конструкция, модель, схема. Скелет, лишенный мяса. Никакого быта, никаких пейзажей, никакой психологии в романе нет; Скрыльников, Денисов и Гуров - двойники, прочие персонажи напоминают бледные тени. И это - не упрек Исхакову, просто его текст именно таков, такова его природа. Крокодилы не могут летать, зато они прекрасно плавают.
Сочинение екатеринбургского прозаика настойчиво требует интерпретации. Например, возможна такая: чтение есть метафора человеческой жизни, человек живет, читая свой единственный текст, от рождения до смерти. Или другая: литература замещает собой мир, подчиняет сознание читателя и губит его. В одном из центральных эпизодов рассказывается о проекте создания Всемирной библиотеки - прочитывая и анализируя все существующие тексты, специально отобранные Читатели отыскивают интертекстуальные связи, тексты снабжаются ссылками и в результате должен получиться гигантский гипертекст (привет Борхесу!). Роман Исхакова можно считать предельно упрощенной моделью этого гипертекста - в нем все рифмуется со всем, одна часть напоминает о другой, из-под одного абзаца выглядывает обрывок предыдущего, и быстрая пробежка из начала в конец вдруг превращается в бесконечное кружение по гаревой дорожке стадиона.
При большом желании не составит труда придумать и еще какое-нибудь забавное толкование, и еще одно, и еще - "Читатель Чехова" останется сам собой - сочинением сверхлитературным, в котором цитата сидит на цитате и цитатой погоняет. Все интерпретации будут одинаково вторичны. Безнадежно вторичными, безнадежно. Герой читает текст, в котором герой читает текст, где герой читает текст, - и так далее. Это тупик, ловушка. Это громадное помещение, из которого нет выхода; есть только вход, и то не тот. Именно об этом роман. О безвыходности, о кризисе определенного типа писательского сознания. И о кризисе восприятия читателем такого рода литературы.
Обнаружив затхлый тупик, Исхаков попробовал найти способ из него выбраться: к расположенным в горизонтальной плоскости коридорам он пристраивает вертикаль. Он пишет о боге (каковой потом оказывается всего лишь могущественным акушером), пишет про Всеблагого Господа Читающих, пишет про инфернального Владельца Библиотеки, но текст остается неизменным вместе с пойманным в него читателем. Вглядывание вверх ни к чему, по сути, не приводит, звездное небо над головой не помогает разрушить каменную стену впереди. Другая возможность - смерть. "Контракт литератора" отсылает к фильму Питера Гринуэя "Контракт рисовальщика"; английский художник погибает, погибает и русский читатель-писатель Гуров. Он играет роль Чехова в любительском спектакле и в конце, отравленный, говорит: "Их штербе!" - и умирает. "Министерство культуры предупреждает: чтение опасно для вашего здоровья!" - таков эпиграф к роману. Но можно ли считать смерть выходом?
Один из героев Исхакова, Эдуард Денисов, заключает контракт на перевод стотомного собрания сочинений Дюма-отца, и вот что сказано: "Романы Дюма кажутся ему гораздо больше похожими на нынешний реальный мир, чем анемичные умствования современников". Сказано автором и о его собственном романе. В честности Исхакову не откажешь (вряд ли он выделяет свои писания из ряда "анемичных умствований современников"). А мы возвысим голос в защиту текста - несмотря ни на что, читать его интересно. Интересна структура, интересен радикальный эксперимент, интересен поиск. Да, это интерес немного выморочный, чисто литературный, но все-таки, все-таки, все-таки┘
