Аркадий Ратнер
Николай Озеров, Евгений Майоров, их спортивная журналистика старой школы – это вкус. Фото ИТАР-ТАСС
Праздник для народа
Чего, надо признать, было в избытке, так это популярности. Комментаторов узнавали на улице, просили автограф, добивались прогнозов на предстоящий матч. «Дефисита», как говорил Аркадий Райкин, этой сложной в то время проблемы, для них не существовало. Завмаги, театральные администраторы встречали комментаторов как дорогих гостей. Но и обид, незаслуженной критики хватало.
Например, вечные упреки в плохом знании русского языка. Даже коллеги-газетчики любили подпустить шпильку в их адрес. Но сами же сразу теряли дар речи, когда их приглашали поработать у микрофона. Комментаторов раз за разом вызывали на Старую площадь в ЦК КПСС, где ответственные товарищи Борис Гончаров и Марат Грамов призывали ни на минуту не забывать, что победа советских спортсменов – настоящий праздник для народа. От нее – прекрасное рабочее настроение, повышение производительности труда. Так что в самом возвышенном стиле следует рассказывать о достижениях СССР в спорте. Поражение же – не дай бог! – на мировом хоккейном чемпионате воспринимается в стране, по словам партийных кураторов, с такой же горечью, как, скажем, прогнозы о плохих видах на урожай. Поэтому неудачи надо умело смягчать и не стесняться при этом ссылаться на царящее в мире предвзятое отношение к нашим спортсменам. Изобретательность в этом вопросе всячески поощрялась, и комментаторские фантазии несказанно веселили все понимающих зрителей и хорошо «кормили» артистов эстрады. Стоило только слегка обыграть услышанное с телеэкрана, и смешная пародия готова, идет «на ура».
Трансляции, прежде всего футбольные и хоккейные, отслеживал лично Сергей Георгиевич Лапин, могущественный руководитель Гостелерадио. По-моему, его самого увлекало спортивное зрелище на экране, но главное, чтобы нравилось оно болельщикам высочайшего ранга. Так что два-три раза в месяц для профилактики Лапин по телефону строго воспитывал кого-либо из комментаторов или через главного редактора посылал «черную метку» – последнее строгое предупреждение. Даже Озерову, своему любимцу, однажды устроил Лапин показательную выволочку. В 1976 году на Олимпиаде в Инсбруке, комментируя открытие Игр, всегда осторожный Николай Николаевич неожиданно решил давать странам, чьи команды проходили по стадиону, безобидные политические оценки.
Как только завершился репортаж, Лапин из Москвы потребовал от связистов напрямую соединить его с комментаторской кабиной. Через пол-Европы пролетела легендарная лапинская фраза: «Какого хера, Озеров, вы берете на себя функции товарища Громыко?» Вечером с Наумом Александровичем Дымарским, озеровским партнером по репортажу, которого, к счастью, гневная волна обошла стороной, мы зашли к Николаю Николаевичу в гостиничный номер и увидели фантастическую картину: он пил в одиночестве. Из уже наполовину пустой бутылки «Столичной» наливал рюмку за рюмкой. Я хорошо знал, и Дымарский это подтвердил: Озеров никогда не прикасался к спиртному. Тяжелым, нокаутирующим ударом обладал председатель Гостелерадио СССР.
Не стану сбиваться на назидательность, сравнивать прошлое с настоящим. В чью пользу будет такое сравнение комментаторов, надеюсь, нетрудно догадаться. Николай Озеров, Владимир Маслаченко, Евгений Майоров, Владимир Перетурин стремились воспитывать болельщиков. Прививали им хороший вкус, тонкое понимание футбола и, кстати, умение вести себя на стадионе, что сейчас было бы особенно злободневно. У комментаторов сегодняшних совсем иные подходы.
Правда, надо признать, что и футбольный болельщик изменился. Тонкости его особенно не интересуют, как подчас и сама игра. Для многих важно потусоваться на трибунах, подраться, прокричать хором что-нибудь нецензурное. У молодежи, которая вытесняет сегодня с футбольных матчей зрителей среднего возраста и пожилых, другая манера общения, другой лексикон, непонятные многим словечки. Потому, вероятно, и услышать с экрана что-то им близкое очень хочется.
Как-то на эту тему мы долго беседовали с Володей Маслаченко. «Читаю в Интернете обращенные ко мне послания с изобилием матерных слов, – говорил он. – Авторы эти, как ни печально, значительная часть сегодняшней аудитории. Я пытаюсь их просвещать, а им это не нужно. Но как профессионал, я гну свою линию. Не обижаю их, не высмеиваю, верю, что у кого-то из них шевельнется со временем такая мысль: надо же, а я ведь лучше стал разбираться в футболе. К тому же убежден, что большая часть аудитории все-таки моя». К своим разговорам с Маслаченко я еще вернусь. Жаль, не поговорил так же обстоятельно о секретах профессии с Майоровым и Озеровым. О Николае Николаевиче известно, кажется, все. У него взяли множество интервью, сам он написал не одну книгу. Но существовали в его работе тонкости, даже самым преданным озеровским почитателям неизвестные. В нем всегда говорила артистическая натура. Актер должен являться на спектакли в строго определенное время, и Озеров появлялся на стадионе за час-полтора до начала репортажа. Если не поднимался сразу в кабину, обязательно просил кого-то сообщить, что жив-здоров, на рабочее место прибыл, к работе готов.
Требования стиля
Здесь стоит чуть отвлечься и посмотреть, как обстоят дела сегодня.
Я несколько лет работал на НТВ-ПЛЮС, почти всех комментаторов канала хорошо знаю. Так что вправе давать оценки. Например, появление у микрофона за минуту-другую до начала трансляции – особый шик. Некоторые и после первого удара по мячу только вбегали в студию. Есть и вовсе уникальное достижение, достойное Книги рекордов Гиннесса. Один из комментаторов в «Останкино» просто не приехал и вел репортаж по телефону из своей квартиры, наблюдая за игрой по домашнему телевизору. Возвращаясь к Николаю Озерову, вспомню некоторые приемы его подготовки, которые многими воспринимались как чудачество. Разве кто-то из молодых задумывался, как сегодня звучит его голос? А Николая Николаевича это очень заботило. За несколько минут до включения микрофона Озеров «распевался». Да, да! Напевал мелодии оперных арий, менял громкость, тональность, варьировал модуляцию звука. Существовали и другие секреты в его работе. Удавалось Озерову нагнетать обстановку, резко, на высокой ноте взвинчивая темп, переходя на радиорепортажную скороговорку. Или приближал он микрофон к губам, и возникающее придыхание хорошо «заводило» болельщиков.
Маслаченко, кстати, тоже имел собственные фирменные приемы. Один из них – сознательно допустить ошибку, стремясь, как он считал, «разбудить» сидящего у экрана, который начал подремывать во время скучного матча. Известна целая история, как рождался знаменитый озеровский «г-о-о-о-л». Я не раз замечал, с каким интересом наблюдал Николай Николаевич за латиноамериканскими комментаторами, обязательно отмечавшими забитый мяч таким образом. Артистическая душа не давала Озерову покоя. Над заимствованным у аргентинцев и бразильцев новшеством работал он не один месяц. Помню, как в гостиничном номере пугал Озеров присутствующих, неожиданно «исполняя» победное «г-о-о-о-л» в различных вариациях и ждал реакции. Наконец, он решился вынести СВОЮ заготовку на публику, поразив советскую аудиторию. Не слышавшим Озерова скажу: его исполнение не имело ничего общего с истошными криками, которые можно услышать в сегодняшнем репортаже. Молодые комментаторы сообщают о забитом голе в такой же примерно тональности, с какой в деревнях созывают односельчан на разгорающийся пожар.
 |
| О времена, о нравы... Страсти на стадионах бывают такие, что болельщиков приходится утихомиривать. Фото Reuters |
Только месяца через два мои предложения были приняты. Что произошло за это время, как Майоров готовился, как испытывал себя, оставалось для меня непонятным. Только после его смерти я узнал, какой надежный, требовательный редактор все годы помогал ему. Вера Лаврентьевна Майорова, жена Евгения, – культурный, начитанный, грамотный человек по нескольку раз вместе с мужем просматривала записанные на домашнем видеомагнитофоне его репортажи. Критиковала, подсказывала, советовала, и после совместных обсуждений вырабатывалось единое мнение. Хороший русский язык – вот что требовало улучшения. Приведу только один пример. Как-то при прослушивании обнаружилось, что слова «сделал передачу» повторялись излишне часто и назойливо. Тогда был составлен целый список выражений-синонимов: «дал пас», «отдал шайбу партнеру», «точной передачей начал атаку» и т.п. Я этого списка не видел и привел фразы, которые могли в нем быть. Наверняка было их много больше, и созданная «шпаргалка» помогала начинавшему комментатору избавиться от штампов. Майоров появлялся на стадионе не столь рано, как Озеров. Но ровно за 30 минут до начала трансляции он приходил в комментаторскую. Просматривал полученные составы команд, внимательно следил за разминкой, что-то отмечал в блокноте. И очень сердился, если в это время заходили в его кабину. В зарубежных поездках мы всегда жили с ним в одном номере. И здесь за полчаса до отъезда на стадион он усаживался за стол и тоже усердно готовился: что-то просматривал, подсчитывал, записывал. Я старался ему не мешать.
Стремление Евгения Майорова постоянно улучшать свои репортажи не осталось незамеченным. Вскоре Лев Иванович Филатов, всеми уважаемый редактор еженедельника «Футбол-хоккей», в одной из своих статей назвал его лучшим спортивным комментатором страны.
С картинкой и без
Еще один жанр – выступление в кадре – давался комментаторам труднее, чем репортажи со стадионов. Не было опыта, Лапин, не знаю уж почему, категорически не принимал тематические спортивные передачи. Любая наша заявка сразу тормозилась Главной редакцией программ. Но сам же Лапин через несколько лет своего руководства дал Юрию Александровичу Летунову, возглавлявшему программу «Время», указание: о спорте в программе должны рассказывать комментаторы. Такое решение давно назревало. Спортивная страничка в программе «Время» – в отличие от дней сегодняшних – всегда существовала, но вели ее дикторы. Лишь двое-трое из них, любившие спорт, хорошо с этим справлялись. Остальные же просто мучились. Неверно произносили фамилии, путали результаты, механически читали написанные редакторами тексты к видеосюжетам, не очень понимая, что там показывают на экране.
Конечно, с появлением комментаторов ситуация исправилась. Ошибок практически не стало, помимо информации появились оценки происходящего, что в устах дикторов звучало бы нелепо. Но когда камера включала их в эфир, комментаторы испытывали дискомфорт.
Единственным, кто сразу показал, что эта работа для него, был Наум Александрович Дымарский. Здесь стоит признать, что многие, уверенно чувствовавшие себя в комментаторских кабинах, пером владели плоховато. Так называемые «подводки» к видеосюжетам писали они штампованными, трафаретными словами, что их выступления не украшало. Дымарский же, журналист до мозга костей, много работал в газетах. А потому и тексты его отличались чистотой языка и нестандартностью. Он обязательно диктовал их машинисткам сам, а потому во время передачи не было необходимости подглядывать в лежащие перед ним страницы. Смотрел Наум Александрович только в камеру. К тому же он обладал особой доверительной интонацией. Так что появлялся перед зрителями спокойный интеллигентный человек, будто пришедший к нам в дом рассказать обо всем интересном в мире спорта. На радио для Дымарского и вовсе было раздолье. Не связанный «телекартинкой» в радиостудии, он импровизировал вволю.
Дымарский и шахматы – на эту тему можно написать особую статью. Но здесь – о самом главном. Не многие помнят, что первые шахматные репортажи по радио вел Вадим Святославович Синявский. Наум Александрович начинал работать с ним. Он рассказывал мне, как много позаимствовал у знаменитого комментатора. Но слепо подражать ему не стал. Азарт, темперамент, остроумие – это Синявский. Подчеркнутая сдержанность, деликатные суждения – это Дымарский. Мастерское владение словом относится к обоим.
Позже, когда Вадима Святославовича не стало, освещение всех важнейших турниров осталось за Дымарским. В те годы – сообщу молодым – шахматы по своей популярности могли конкурировать даже с футболом. Репортажи о матчах за звание чемпиона мира привлекали к радиоприемникам миллионы болельщиков. И именно Дымарский первым сообщал о победах Михаила Ботвинника, Василия Смыслова, Михаила Таля, Тиграна Петросяна, Бориса Спасского. А освещение бурного поединка Спасского с Робертом Фишером надо занести в «золотую книгу» истории советского радио. Настолько искусно, не теряя лица, прошел Наум Александрович в своих репортажах между Сциллой и Харибдой, между спортом и политикой.
* * *
...Кто спорит! И сегодня есть великолепные комментаторы: Владимир Гомельский, Александр Метревели, Георгий Черданцев, к примеру. Но старая комментаторская школа уходит, а нынешнее в изобилии прибившееся к микрофону поколение ее не приемлет. Потому и стараюсь я воздать должное моим талантливым товарищам, с которыми долго работал вместе, кого сегодня уже нет в живых. И подчеркнуть: отличались они от сегодняшних комментаторов не только мастерством, но и трепетным отношением к своей профессии.
Об этом – монолог Владимира Маслаченко, записанный во время давнего разговора, о котором я уже упоминал.
«Сначала я осваивал азбучные истины. Начинал с радиорепортажа. До сих пор он остается моим любимым жанром. Жаль, что сегодня нет ему применения! Но телевидение это совсем другой спектакль. Поначалу во мне сидел «игрок», никак не мог от него избавиться. Я всегда, еще футболистом, к анализу игр относился очень серьезно. Книга Бориса Андреевича Аркадьева, лучшего в нашей стране тренера, – моя настольная книга. Так что желание в репортаже объять необъятное долго учился сдерживать. Потом обретал хороший человеческий язык, хотя футбольная лексика в нем присутствовала. Конечно, выражения «попасть в рамку», «поставить мяч на точку» никогда не употреблял. Это новояз, футболисты так не говорили и не говорят. Очень увлекался критикой. Старался с ее помощью добиться идеализации игрового процесса, что раздражало многих слушателей, особенно тренеров. Со временем остепенился.
Я редко слушал репортажи Озерова, потому что почти всегда одновременно с ним находился на стадионе. А вот кассета с записью Синявского у меня была. И раз в две недели, раз в месяц я находил свободную аппаратную и внимательно слушал Вадима Святославовича. Черпал у него нечто душевное, что очень меня задевало. Однако подражать ему не пытался. Никаких шпаргалок не готовлю. Передо мной составы команд, больше ничего. Все остальное в памяти. Интернетом, как правило, не пользуюсь. Могу, конечно, прочитать текущую информацию. Использую ее, если того требуют события на поле. А информация ради информации: кто женился, кто развелся или поссорился с партнером и так далее – это не мое. Высказывания тренеров привожу только в тех случаях, когда добываю их лично, к примеру, на пресс-конференциях.
Учеников у меня нет. Есть молодые люди, которым я слегка помог советами. Но обращаются ко мне редко, а сам навязываться не привык. Так что я сам по себе. Гуляю, как та кошка на крыше. Учусь все эти годы. И признаюсь, мне это нравится!»
Дарья Гармоненко 
