Екатерина Кузнецова В то время как российская общественность поглощена обсуждением мер по локальной борьбе с глобальным кризисом ликвидности, мало кто задумывается о том, что главным внешнеполитическим итогом мировых финансовых неурядиц для России может стать крах мифа о «великой энергетической сверхдержаве».
Угрозы для «энергетической сверхдержавы» нарастают с каждым месяцем. Во-первых, цены на нефть снижаются четвертый месяц подряд, и надеяться в условиях экономической неопределенности и нависающей над экономиками стран-лидеров рецессией на скорый обратный рост нефтяных котировок, как делают многие эксперты и официальные лица, недопустимо самонадеянно. Нефть марки Urals подешевела с 139,8 долл. за баррель до менее 60 долл. быстрее чем за четыре месяца.
Если цена на нефть зафиксируется на нынешнем уровне или снижение продолжится, бюджет будущего года, сверстанный из расчета 95 долл. за баррель, придется пересматривать. Как следствие будут урезаны многие инвестиционные программы, а также пустые имиджевые траты. Снижение доходов и кризис ликвидности заставили такие компании, как «Роснефть», «ЛУКОЙЛ» и ТНК-BP обратиться за кредитами к государству в конце сентября. Это углубит зависимость российских компаний, и без того обремененных долгами, от кредитов и закрепит тенденцию хронического недоинвестирования в геологоразведку и добычу. Как утверждают эксперты, для поставок по ВСТО прирост российских экспортных мощностей по добыче нефти должен составить не менее 55 млн. т в год, что в условиях сокращения нефтедобычи представляется практически невозможным.
Во-вторых, отношения России с главным потребителем энергоресурсов и основным источником новых технологий в геологоразведке (западные компании доминируют в России на этом рынке) – Европейским союзом – вошли в стадию латентного кризиса. Последним отголоском противостояния стало одностороннее намерение Евросоюза сократить число саммитов Россия–ЕС до одного раза в год. Рост напряженности в отношениях с Евросоюзом после августовской войны в Грузии спровоцировал возобновление дискуссии о необходимости покончить с «двусторонними местечковыми сделками с Россией» и ограничить контакты в политической сфере.
После августа 2008 года позиция журнала The Economist, призывающего освободиться от России «посредством поддержки трубопроводных проектов, идущих в обход нее, строительства терминалов для хранения сжиженного газа, интеграции энергогенерирующих компаний и либерализации энергетического рынка», оказалась если не доминирующей, то по крайней мере очень влиятельной. Иными словами, внешнеполитическая среда для построения масштабных энергетических альянсов с европейцами стала крайне неблагоприятной.
Вместе с тем Россия за период высоких цен на нефть проявила неспособность создать альтернативные плацдармы для сбыта энергоресурсов. Альтернативные европейскому рынки не были обеспечены должной транспортной инфраструктурой и достаточными запасами нефти и газа. Технологическое и инфраструктурное отставание таким образом является третьим фактором, угрожающим «энергетической сверхдержаве».
Мировая торговля газом постепенно смещается от традиционных трубопроводных поставок в направлении сжиженного газа, транспортируемого морским путем. По данным компании Royal Dutch Shell, спрос на сжиженный газ растет на 7–10% ежегодно в сравнении с 2–3-процентным увеличением потребления обычного газа. Более четверти продаваемого в мире газа поставляется в сжиженном виде. Япония импортирует газ только в сжиженном виде, Корея на 80% покрывает свои потребности именно жидким газом. Новые терминалы по сжижению и разжижению газа строятся в Италии, Катаре, Японии, Китае, Индонезии, Малайзии, Экваториальной Гвинее. В Нигерии менее чем за 10 лет построено три терминала и еще два находятся в стадии строительства.
Ставка «Газпрома» на магистральные трубопроводы, дорогие в обслуживании и уязвимые перед исчерпанием запасов, вновь прокладывает для России «особый путь», который и в технологическом, и в политическом отношении является тупиковым.
Наконец, в-четвертых, беспрецедентный поток нефтедолларов, наводнивших страну в последние годы, предопределил крах любых попыток внедрения эффективных систем энергосбережения. Россия безнадежно отстает в области энергосбережения, затрачивая на производство готовой продукции в 4–6 раз больше энергии, чем в Европе. В условиях снижения добычи газа, угрожающего экспортным обязательствам России, сокращение энергоемкости производства могло бы частично компенсировать нехватку ресурсов и повысить безопасность энергопоставок. Однако вместо внедрения энергосберегающих технологий российские власти предпринимают регулярное повышение внутренних цен на газ, которые производители в условиях высоких цен на товары переживали практически безболезненно. Финансовый кризис без сомнения разорвет этот порочный круг.
Безусловно, развенчание «энергетической сверхдержавы» не будет мгновенным. Однако кризисные явления в мировой экономике очевидно формируют перед Россией особую повестку дня, невыполнение которой может оказаться для нее фатальным.
