Роман Силантьев Вполне возможно, что первым в России о возникновении ваххабизма узнал знаменитый полководец Михаил Кутузов, который в конце XVIII века писал Екатерине II «о мятежнике в Аравии Абдул-Вегабе, которого правила, разрушающие богослужение магометанское, и как бы якобинца, среди Аравии возникшего, должны, кажется, тревожить ревностных мусульман».
Долгое время ваххабиты не беспокоили российских подданных, поскольку распространены были очень локально и заботились скорее о своем выживании перед лицом недружественно настроенной Блистательной Порты, нежели об агрессивном прозелитизме, ставшим их визитной карточкой в XX веке. Конечно, паломники в Мекку не могли не сталкиваться с ваххабитами, и, возможно, некоторые из них приняли новое вероучение, однако такие случаи если и отмечались, то были единичными. Власти Российской империи больше беспокоились о распространении пантюркизма, нежели иных исламских течений.
С конца XIX века баланс сил в исламском мире стал меняться, и на смену пантюркизму пришел порожденный им панисламизм. «Усилившееся в последнее время паломничество молодых татар в Стамбул за наукой и ближайшее знакомство их с Турцией подействовали на них далеко не в пользу Турции и султана. Они воочию увидели здесь явные признаки разложения Турецкой империи и упадок сил султана и убедились в том, что он никак не может сделаться каким-нибудь общим панисламистским падишахом», – отмечал православный миссионер Петр Знаменский, подчеркивая, что «идеал объединения всех мусульман около Стамбула и общего падишаха начинает заменяться у нового поколения другими, более либеральными идеалами». Между тем, как показало время, наиболее успешно идеология панисламизма была использована именно ваххабитами.
После революции репутация «как бы якобинца» Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба оказалась для большевиков наилучшей рекомендацией, и они стали проявлять благожелательный интерес к его учению. Так, в журнале «Атеист» за июнь 1930 года ваххабизму посвящена статья Михаила Томары «Истоки ваххабитизма», которая выглядит откровенной апологией этого течения. Ваххабизм там именуется прогрессивной крестьянской идеологией, враждебной высшим слоям. Многие упреки в адрес ваххабитов (ересь, препятствование хаджу) Томарой опровергаются. Примечательно, что проваххабитская статья Томары соседствует в журнале с антимусульманской статьей самого известного разоблачителя ислама в довоенном СССР Люциана Климовича с говорящим названием «Хадж – вампир ислама».
В середине 20-х годов военные успехи ваххабитов и их антиколониальная риторика еще сильнее заинтересовали большевиков. В начале 1926 года Советский Союз стал одной из первых стран, признавших государство Неджд, Хиджаз и присоединенные области – будущую Саудовскую Аравию. В том же году представительная делегация советских мусульман во главе с муфтием Ризаэтдином Фахреддином отправилась на Всемирный мусульманский конгресс в Мекку, где приложила немалые усилия для лоббирования интересов короля Ибн Сауда. Кстати, именно на этом конгрессе был заложен фундамент Организации Исламская конференция (сейчас Организация Исламского сотрудничества) и молодое ваххабитское государство впервые заявило о себе как о лидере всего мусульманского мира. «Участие мусульман СССР в конгрессе в значительной мере способствовало успеху последнего», – с удовлетворением отмечали советские дипломаты.
Удовлетворение это, правда, длилось недолго. К середине 30-х годов неожиданно выяснилось, что ваххабитам гораздо милее английские империалисты, нежели большевики, после чего дружба с Саудовской Аравией была свернута, дипломатические отношения с ней разорваны, а причастные к их установлению – репрессированы. Но к этому моменту в СССР уже появились первые ваххабитские общины. Существует гипотеза, что ваххабитские эмиссары были приглашены в Среднюю Азию для борьбы с контрреволюционными повстанцами-басмачами, которые в основном придерживались ненавистного ваххабитам суфизма. И благополучно там остались вербовать новых последователей.
Советская власть привлекала ваххабитов для решения своих задач и в послевоенный период. Как указывает исламовед Бахтияр Бабаджанов, «соответствующие партийно-правительственные органы использовали местных «протофундаменталистов» Ферганы в антипропаганде культа святых и обряда зийарат (паломничество к местночтимым святыням и сами эти святыни. – «НГР»). В таком духе, например, составлено решение ЦК Компартии Узбекистана «О мерах по изоляции исламских деятелей» от февраля 1983 года. С того момента любой религиозный деятель, отвергающий культ святых и зийарат или иные религиозные обряды (марасим), мог свободно выступить в СМИ и изложить свои взгляды. «Протоваххабиты» Ферганы (Абдували кари, Рахматулла кари, Хаким кари и другие) охотно пошли на своеобразный альянс с государством, желая извлечь из этого выгоду, дабы увеличить число своих сторонников». В обмен на это КГБ закрывал глаза на нелегальную преподавательскую деятельность ваххабитов, которые с начала 80-х годов стали активно распространять литературу идеологов этого течения, часть которой находилась в свободном доступе в библиотеке Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ). «Через несколько лет «борцы-атеисты» вдруг осознали, что в лице своих вчерашних союзников они имеют непримиримых и активных распространителей «чистого ислама», – резюмирует Бабаджанов.
Трансформация ваххабитов из союзников СССР в его непримиримых противников произошла быстро и неожиданно для многих. Уже в 1989 году сторонники «чистого ислама» усилились настолько, что смогли свергнуть муфтиев Средней Азии и Северного Кавказа. В 1990 году в Астрахани была создана проваххабитская Исламская партия возрождения, вокруг которой собрались наиболее радикальные мусульманские деятели, а в Таджикистане и Узбекистане тогда же были зафиксированы первые столкновения между ваххабитами и традиционалистами. После возобновления дипломатических отношений с Саудовской Аравией в 1991 году и случившегося в том же году распада СССР экспансия ваххабитов на постсоветское пространство приобрела лавинообразный характер.
Под ваххабитами в России стали подразумевать людей, называющих себя приверженцами салафизма, «саф ислама», или «чистого ислама», ханбалитского мазхаба (религиозно-правовой школы), «исламских джамаатов», «внемазхабного суннизма», а также партии «Хизб-ут-Тахрир» и ее многочисленных клонов. В повседневной жизни они легко выявлялись по исключительной нетерпимости к инаковерующим и инакомыслящим, а также демонстративному игнорированию традиций своих народов.
Традиционные мусульманские лидеры забили тревогу, но вплоть до атаки на Дагестан в 1999 году их никто особо не слушал. Потом, правда, в стране началась борьба с ваххабизмом, и в четырех регионах страны приняли специальные антиваххабитские законы, однако все попытки запретить это течение на федеральном уровне успехом не увенчались – мощное столичное лобби каждый раз выступало против этой идеи. В итоге сложилась юридическая коллизия – религиозному течению, последователи которого совершают в стране подавляющее большинство терактов, так и не дано было правовой оценки, в то время как многие гораздо более безобидные секты исламского происхождения попали под запрет.
Сейчас мы можем наблюдать последние стадии ваххабитской экспансии. В ряде регионов, в первую очередь Дагестане, ваххабиты уже чувствуют себя настолько уверенно, что требуют признать себя полноправным исламским течением и отказаться от раздражающего их понятия «традиционный ислам». Все, кто не согласен с такой постановкой вопроса, гибнут в терактах под заверения об исключительно мирном и законопослушном характере «чистого ислама». Такой вот предварительный итог истории ваххабизма в России.
Дарья Гармоненко 