Николай Песочинский Спектакль по роману Гроссмана четыре года назад виделся финалом обучения актерской мастерской Льва Додина. Жизни и судьбы (лучше так, во множественном числе) образуют на сцене Вавилон военного времени середины ХХ столетия. Додин, кажется, никогда не пользовался таким сложным и таким условным режиссерским монтажом. Он вводит один в другой или выстраивает в параллель короткие эпизоды действия, драматические и повествовательные. На сцене происходит рядом и вместе то, что в реальности было разделено линией фронта, границами политического устройства, мирного, боевого и лагерного существования.
Персонажам позволено пересекать «чужие» территории, бродить в тех местах действия, где они быть, по житейской логике, не могут. В конце концов все поставлены в одну экзистенциальную ситуацию.
Сценическая ткань вообще строится из разнообразных театральных и музыкальных мотивов, которые сами по себе веселы, но контрапунктом, в контексте войны и политических репрессий, отсылают к трагедии ≈ еврейские песенки и танец, игра в волейбол, финальный марш оркестра заключенных, которые поворачиваются спиной, и на каждой спине нарисован косой крест ≈ знак исчезновения.
Предлагая совсем молодым актерам сыграть сценически необъятный роман Гроссмана, населенный десятками персонажей разных социальных типов и возрастов, Додин шел к стилю, основанному на живом современном ощущении сущности персонажа, не на внешнем жизнеподобии. Этот стиль, этот способ жизни на сцене дал много актерских открытий.
Из энергии разных ролей складывается отчаянный и жестокий человеческий мир спектакля и его театральный стиль, не историографический, а в своем происхождении этюдный, открытый наблюдениям, ощущениям и нервам сегодняшней жизни.
Дарья Гармоненко