Заложники продолжения

– Самый первый наш разговор больше года назад был о роке. Об античной судьбе, с которой не могут спорить боги, но спорит, хотя и безуспешно, человек. У меня в голове, конечно, витает греческая драма, дэус экс махина, который подправляет драматурга, если логика действия уж очень выбивается из логики мифа. Но разве устойчивый каркас мифа не отменяет продолжения в нашем смысле слова?

– Это с какой стороны смотреть. Проблема человека, твердо знающего, что есть предначертание, от которого не убежишь, живет, глядя на себя как бы из этого относительно ясного будущего. Он и пришел в этот мир для того, чтобы исполнить предначертанное, на роду написанное.

– Все дело, значит, только в том, какое продолжение он всякий раз выберет.

– Совершенно верно, знание начала и конца как раз и предусматривает вариативность. Ну что далеко ходить. Официальный сюжет «Илиады» помните?

– «Греки сбондили Елену по волнам...»

– Именно что греки. Согласно официальной версии, Елена находится со своим новым мужем Парисом в Трое. Но есть и другая версия мифа, согласно которой она «на самом деле» была перенесена в Египет, а Парису подсунули куклу.

– Вообще этот мотив куклы подозрительно популярен у греков.

– А почему именно подозрительно?

– Потому что получается, что мифологическая канва расползается.

– Она не расползается, она ветвится. Иначе говоря, она вся состоит из других продолжений. Вот воспылал Иксион страстью к Гере, официальной олимпийской супруге нашего Зевса-громовержца, и даже попытался ее принудить к союзу. Гера жалуется Зевсу. Тот ей не верит. А как проверишь? Отец богов и людей лепит из облака чудесную куклу, на которую и набрасывается Иксион.

– Ну все-таки кукла это не доказательство.

– Смотря какая кукла. Иксион ведь начал хвалиться, что сошелся с Герой, и за это Зевс его покарал, привязав к колесу ≈ мы это изображение хорошо знаем ≈ человека на колесе Леонардо. Но дальше ≈ больше. Облачная кукла рожает от этого союза кентавра.

– Вот так продолжение!

– Именно. Мифографы говорят, что когда-то жена Иксиона была возлюбленной Зевса

– Значит, Иксион просто мстил Зевсу с Герой.

– Такое морализаторское толкование тоже, конечно, можно вписать в повествовательную рамку. Но нам сейчас важнее другое: это ведь новое продолжение. Колесо Иксиона ≈ это не только наказание для Иксиона, но и тупик сюжета, а племя кентавров ≈ врагов лапифов, мудрецов и пьяниц, ≈ новое испытание для человечества. И Зевс, который постоянно предохраняется, только бы не родить сына, который свергнет его, заставляет своих несостоявшихся возлюбленных сходиться со всяким сбродом, а потом смотрит, что из этого выйдет, ≈ это отец новых неожиданных продолжений, которые готовы перевернуть буквально каждый сколько-нибудь заметный эпизод греческого баснословного предания.

– Но есть ведь и что-то постоянное, устойчивое?

– Что например?

– Верная жена Пенелопа, возвращение Одиссея.

– У меня тут с Пенелопой страшный конфуз в этом году приключился.

– С самой Пенелопой?!

– Нет, со студентами, Пенелопой и Одиссеем.

– ???

– Как раз я речь толкал о том, что с греческими мифами надо держать ухо востро, что для прочности непротиворечивого повествования о мире сам-то мир должен быть полон противоречий.

– А Пенелопа-то при чем?

– Вы же мне сами ее привели как пример стабильности и прочности.

– Ну да, двадцать лет ждала мужа, то ткала саван, то растыкивала...

– Вот, уже тепло! Ткала, но и растыкивала... И тут два варианта продолжения: один в пользу верной подруги не особенно верного Одиссея, а другой ≈ совсем другой. Есть предание, согласно которому Пенелопа родила от всех женихов Пана.

– Ничего себе!

– Некоторые древние комментаторы, понимая, что это маловероятно, говорили, что Пана Пенелопа родила не от женихов, а от бога Гермеса, который являлся к супруге Одиссея в облике очаровательного барана, пока женихи пировали...

– Да, это, знаете ли, многое меняет... А как студенты на это реагировали?

– Болезненно. Во-первых, многие 17–18-летние по-прежнему думают, что жизнь ≈ это такая жесть...

– ...а литература ≈ это когда эльфы порхают.

– Ну, может, и не эльфы, но во всяком случае что-то приподнято-отвлеченное. Поэтому темы пола, плоти, крови, секса, страшное и страстное, завораживающее и отвратительное, все это с некоторым трудом принимается. Потом они маятник отведут в другую сторону, и некоторым их повседневность начнет казаться бледной папиросной бумажкой, предохраняющей наш такой же бледный первый гуманитарный корпус от огня впервые прочитываемых текстов.

– А тут еще страшный дядька бородатый приходит и заявляет, что Пенелопа ≈ «всеобщая дырка». Кошмар, конечно. Бедные студиозусы! Но вот это новое продолжение, оно куда-то в совсем другую сторону уводит действие?

– То-то и оно, что нет! Это ничего не меняет, это только продолжает ветвление мотива от одного корня! Это объясняет, например, почему жители Итаки после возвращения Одиссея восстали против него и заставили его снова на десять лет оставить остров.

– Это все уже за пределами «Одиссеи»?

– Да, конечно, но убийство женихов и служанок описано у Гомера с такой кровавой сочностью, что полагать, будто жители острова так просто это избиение стерпели бы...

– Но самое удивительное, как оно потом все равно возвратится к одному узлу.

– Конечно, Одиссей вернется снова и должен будет погибнуть от руки сына, а сын должен будет стать супругом вдовы хитроумного царя, как ему и было предсказано оракулом.

– Но не Телемах?! Про Телегона вы рассказывали.

– А Телемах станет мужем матери Телегона ≈ Цирцеи, другой супруги Одиссея. Пока Одиссей с Цирцеей зачинали Телегона, Пенелопа как раз вынашивала Пана. В этом и состоит великое чудо мифа: он несет в себе свое собственное полное отрицание. Одна и та же вещь может превратиться в свою противоположность.

– Не только Гермес ≈ в барана...

– ...но и весло в лопату. Одиссею, помните, велели идти с веслом в глубь материка до тех пор, пока кто-нибудь не спросит, что это за странная у него лопата?

– Да-а-а, мифу не нужно ружья на стене: в свое время выстрелить может каждый предмет...

– И по-новому, то есть абсолютно по-новому, продолжить развитие сюжета можно с любой точки. А все это потому, что время в мифе течет одновременно в двух направлениях ≈ от каждого эпизода и даже от каждого мгновения ≈ и назад, и вперед. Незабываемые сцены узнавания Одиссея, тканья савана, казни служанок отбрасывают свои продолжения и назад ≈ туда, где Одиссей хитростью завладел Пенелопой, и вперед ≈ туда, откуда в него летит копье Телегона с шипом ската вместо наконечника.

– Кстати, а как же дети эмгэушные филфаковские будут сдавать вам экзамен по античной литературе, ведь этого всего не упомнишь?!

– Все не так страшно. Ведь для экзамена нужно только прочитать программные вещи и ответить на несколько вопросов в билетах. П р о д о л ж е н и е каждый достраивает для себя сам. И, достраивая, можно сказать, на собственной шкуре понимает, почему эти мифы постоянно нас сопровождают, почему мы никак не можем и вряд ли сможем отвязаться от Одиссея, от Пенелопы, от их чад и домочадцев.