Алексей Богатуров
Буш оставил в наследство Обаме две незаконченные войны.
Фото Reuters
Новый президент в США – фигура, роль которой выходит далеко за американские границы. Казавшийся «везунчиком» младший Буш в 2000 году унаследовал от Билла Клинтона страну в почти идеальном состоянии. Но сам он оставил Бараку Обаме только заботы – две незаконченные войны, подорванный бюджет, банкротства, разлаженные отношения с ЕС и Россией, брожение американцев, напуганных собственной неспособностью платить по долговым обязательствам. Потребуется истратить немало ума, энергии и┘ шарма, чтобы убедить страну пойти за президентом – особенно, если, борясь с кризисом, тот будет идти на непопулярные меры.
В сфере международных дел – не проще. США привыкли думать о себе как о центре мировой демократии. Тем любопытнее, что в западном интеллектуальном обиходе появилось выражение «постдемократическое государство», которым характеризуют американскую политическую систему при Буше. Это при том, что в 1990-х годах мировая политическая наука просто вулканировала видениями глобального демократического общества, роль центра и одновременно вершины которого «естественным образом» отводилась Соединенным Штатам. Реальность умерила романтизм. Демократизация в руках администрации Буша стала орудием целой череды острейших региональных конфликтов, два из которых вылились в войны (в Ираке и Афганистане), а три были предотвращены или почти предотвращены (в Корее, Иране и Грузии) стечением обстоятельств и переговорными усилиями многих стран, которые действовали фактически вопреки дипломатии американских республиканцев.
Реагируя на рост конфликтности, неортодоксальная часть американской политической мысли повела разговор о многообразии путей к свободе. Ученые и политики стали нехотя признавать неизбежность и нормальность существования национально своеобразных моделей демократии, в том числе нелиберальных, «еще не либеральных» или даже «не вполне либеральных». В принципе это должно было ослабить противоречия между западной и незападной частями международной системы. Мир нельзя судить и оценивать только по американским меркам. В нем много такого, что не имеет, не будет и не хочет иметь к ним отношение. Признать это – значит проявить демократизм в сознании и политике. Сможет новая администрация США встать на позицию «законности и естественности» плюрализма политического развития мира, в том числе в рамках его демократического вектора? Признает американская элита право демократий быть непохожими друг на друга, может быть, при этом довольно сильно?
Все в личности Обамы, начиная с его молодости, ума и таланта казаться искренним, побуждает думать о нем как о человеке неординарном. Но неординарной личностью была, без сомнения, и Кондолиза Райс.
Однако она оставила в наследство американской политике беспрецедентно жесткий «комплекс ортодоксии», который со временем историки с полным основанием смогут назвать «синдром Райс». Этот комплекс подавил в ней природную способность поступать неординарно. Никто не сказал, что Обама будет таким же. Например, потому что он – мужчина, а это даже в американских условиях психологически облегчает его положение почти вдвое.
Найти верный тон и идейную основу для разговора с Обамой будет сложно. Эмоциональные «ключи» бесед Путина с Бушем с акцентом на веру, демократию и борьбу с терроризмом «свое отыграли». После грузинской авантюры стало яснее, что «теория демократического мира» (гипотеза о том, что демократии между собой не воюют) не работает, если она «не питается» геополитикой, то есть если под ней нет подкладки совпадающих геополитических интересов.
Россия строит демократию не из солидарности с США, Западной Европой или Японией, а потому, что демократия нужна россиянам. «После Грузии» разговор с Америкой разумнее вести с позиций прагматики, а не идеологии, хотя именно с Демократической партией говорить о прагматических делах бывало всегда тяжелее, чем с республиканцами. В этом может состоять одна из сложностей предстоящего диалога. Важно учесть, что с позиций вашингтонских обозревателей резкий тон заявлений в адрес Украины и Грузии воспринимается как давление «сильного» на «слабых». Но психологически и по типу карьеры Обама – типичный американский «человек из народа» (то есть «слабый»), достигший позиции «сильного». Стоило бы просчитать, с какой из сторон легче ассоциировать себя американскому президенту.
Ключевой вопрос – что значит для Обамы американское лидерство. В либерально-классическом американском понимании в его основе лежал принцип «управление с согласия управляемых». При Клинтоне этот принцип был воплощен в стратегии «навязанного консенсуса». Буш изменил формулу лидерства. Его политика была подчинена единственной цели: выдать американские интересы за интересы всего мира – если нужно, то при помощи силы, войны или угрозы. Есть или нет у Обамы воля и мощь восстановить международное согласие?
