Татьяна Кравченко А МЫ-ТО думали, что про толстые журналы все заведомо известно! Если хочешь побаловаться литературным авангардом, открывай "Знамя", хочешь умеренного реализма - бери "Новый мир", мучает бессонница - просто прописана "Дружба народов", интересуешься Бродским, Довлатовым или дневниками Эйдельмана - обращайся к "Звезде". А хочешь "православия, самодержавия, народности" - открывай "Москву".
И вдруг, в нарушение правил игры, глубоко православная повесть Александра Нежного "Мощи" появилась в "Звезде" # 9 за этот год.
Сюжет ее - осквернение святых мощей в 20-е годы и трагические переломы судеб, связанные с кощунствами большевиков. Эту тему до сих пор наши писатели в художественных (не публицистических) произведениях как-то обходили стороной. Может быть, просто время еще не приспело. Может быть, именно сейчас пришла пора об этом вспомнить, потому что и тогда, и сейчас в отношении к православию наша страна переживала переломные моменты. Тогда - перелом от глубокой веры, от любви к Богу, столь же безусловной, как любовь к матери, к усиленно внедряемому новой властью безбожию, к искусственно привитому атеизму. Теперь же атеизм потихоньку снова у многих вытесняется верой. Это похоже на возвращение домой после долгих странствий, только вот обратный путь дольше и труднее. Только теперь к вере многие бредут ощупью впотьмах, - происходит мучительная душевная работа, которую очень трудно проделать самостоятельно, без опоры, без поводыря. А поводырь для ищущей, слепой души в православии - священник.
И Александр Нежный в своей повести рисует образ священника - не патера, не святого отца, а именно нашего православного батюшки, чье величие - в кротости, смирении и юродстве. Прежде всего это преподобный Симеон, чьи мощи на глазах у верующих извлекают из раки, - автор, конечно, имеет в виду преподобного Серафима Саровского (и город, где происходит действие - Шатров - Саров, и женский монастырь под покровительством св. Симеона - явно Дивеевская община). Но от почитаемого на Руси святого тянется незримая ниточка преемственности и к другим служителям Божиим - священникам Боголюбовым, из поколения в поколение служащим в Никольской церкви городка Сотникова недалеко от Шатрова. Если ниточка будет насильственно прервана, перерублена, - какую трагедию это повлечет за собой?
В отличие от героев повести, ее только предчувствующих, и автор, и читатель уже знают, какую.
Главные герои - о. Иоанн и его три сына: Александр, Петр и Николай. Старшие - священники, младший - дьякон. И именно младший, любимое дитя, рвет ниточку, отрекается от веры, от Бога, от отца. Отрекается - и исчезает как будто не только из поля зрения автора и героев, но и вообще с лица земли. Но и с другими, верными сыновьями, не все обстоит благополучно. Налаженная, осмысленная жизнь с переменой власти в стране распадается на кусочки - и так же в сыновьях о. Иоанна уже нет отцовской цельности. Они словно бы унаследовали каждый лишь одну отцовскую черту. О. Иоанн Боголюбов - батюшка, истинно любящий паству, не отринувший от себя даже безбожника и охальника Ваньку Смирнова, подбившего на бунт Николая Боголюбова и надругавшегося над святыми мощами. Но в то же время о. Иоанн умеет быть несокрушимо твердым, когда дело идет о вопросах веры. Средний его сын, о. Петр, взял отцовскую твердость и крепость веры, но ему слишком трудно даются кротость, смирение и прощение. А старший, кроткий о. Александр слишком мягок, слишком любит поэзию и чувствует красоту, чтобы стать воином Христовым в суровые времена┘ В одиночку, друг без друга и без поддержки свыше братьям Боголюбовым не выстоять, - и поддержку они получают не только от отца, уже готовящегося к переходу в лучший мир, но черпают ее в безграничной вере и в служении Богу.
Кстати, сам стиль повести - мысли и воспоминания героев постоянно перемежаются и как бы объясняются цитатами Литургии (что вполне оправдано, ведь герои - священники) - очень удачная находка автора. Это стиль, единственно возможный и понятный человеку переломной эпохи. Тогда, в 20-е, священный текст Василия Великого и других отцов Церкви давал силы противостоять гонениям, теперь в них ищут ответы на вопросы те, кто идет к вере. В повести есть и такой персонаж (как бы аналог нам, нынешним): бывший директор гимназии Василий Андреевич, пришедший на исповедь впервые после тридцатипятилетнего перерыва. Его беседа с о. Петром прерывается служением Литургии, и священный текст, написанный почти две тысячи лет назад, как бы подводит исповедующегося к восприятию истины, примиряющей с тяготами жизни: "Есть нечто, - сказал о. Петр, когда отзвучала Херувимская и - вслед за ней - последняя аллилуиа, - важнее культуры. Погодите, - и своей рукой он мягко сжал руку Василия Андреевича. - Я, может быть, неточно выразился. Не важнее, нет. Существеннее? Глубже? Первичнее? Но в этом случае каждое слово заставляет нас страдать от его очевидной недостаточности. Скажем так: есть корень, из которого все растет, и культура в том числе. И корень этот - в ощущении нашей бесконечной, до рождения и за смертью, связи с Творцом".
Однако при всех достоинствах повести Александра Нежного, после ее прочтения остается впечатление некоей незаконченности, недоговоренности - словно рассказ прервали на середине. С некоторыми персонажами получилось примерно так: характер задан, развитие намечено, а дальше - обрыв, вопросительный знак. В повести нет "лишних" героев, все явно для чего-то, но вот для чего? Дочка о. Александра горбатенькая Ксюша, доктор в пенсне, освидетельствовавший мощи преподобного Симеона, семнадцатилетняя Елена, стремящаяся в монастырь, - образы, судьбы лишь намечены, но полностью не проговорены, не раскрыты. А история каждого из них уже небезразлична читателю.
Вот странно - ведь сейчас модно писать романы. Под этот жанр насильственно подгоняют сборники рассказов, повести, даже дневники. А в случае с Александром Нежным повесть просто "просится" стать частью романа, - однако ожидаемого "продолжения в следующем номере" не находишь.
Жаль. Очень жаль.
