Алексей Крижевский "В семье нашей, - писал Владимир Галактионович своему брату Иллариону, - есть обычай называть детей по святцам. Родись я днем позже, быть мне Псоем Короленко". Когда молодой аспирант, готовивший диссертацию по творчеству адресанта этого письма, прочел эти строки, со страниц книги слетел дух и вселился в него. Он стал играть на рояле, петь песни, называть себя "молодежным филологом и акыном", "учеником Эдит Пиаф" и "бодисингером".
Псой - пример артиста, полностью сжившегося со своим псевдонимом. Настоящее его имя - Павел, однако даже друзья за глаза называют его диковинным греческим именем. Его университетское скоморошество, "как-бы-постмодернистское" шутовство на базе филолого-лингвистических изысканий (Псой не прекращает заниматься наукой и преподавать) раньше подавалось как пища сердцу высоколобых маргиналов. О нем говорили как о художнике-перформансисте, для которого звукоизвлечение было лишь частью "экшна", всегда имевшего некий надмузыкальный смысл. При этом его песни всегда были чрезвычайно культурно насыщены: в одной программе - французский шансон, еврейский клейзмер, русский распев, рэп и частушки.
Сейчас он другой. Ему больше не нужен аккомпанирующий состав - он сам себе группа. Выступает, аккомпанируя себе на детском синтезаторе, прозванном им "гармохой", - и вправду напоминает современного скомороха. Он теперь - желанный гость любого ночного телеэфира, два его диска - желанное украшение любого аудиомагазина. Однако из него так долго делали элемент модной постмодерновой игры, что ему надоело. "Дорогие модные круги!" - мог обратиться он к посетителям своего сайта еще пару лет назад. "О душе надо думать", - говорит он теперь на прощание дибровским телезрителям, и по глазам видно, что не шутит: достала бесконечная вереница контекстов, потрошителем которых его представляют. Он - не шут, а серьезный скоморох, а их на Руси побаивались. И правильно делали.
На концерте он выкатил перед собой известного русского киберискусника, тоже человека-группу - Алексея Шульгина с его "386 DX". Взаправдашний 386-й компьютер поет и играет русскую и зарубежную поп- и рок-классику препарированным звуком с чудовищным машинным акцентом, а стоящий на сцене Шульгин подает ему команды с клавиатуры. И когда следом вышел Псой, то стало ясно - один "мертвит" компьютером поп-классику, обросшую ракушками ностальгии, но еще не ставшую элементом серьезной культуры (от Цоя до "Шизгары"), другой - наоборот, оживляет незаслуженно забытые страницы - от аутентичного фолка до шансона.
Дарья Гармоненко