Дарья Коробова Почти что двадцать пять лет исполнилось "вольной композиции Юрия Любимова" по мотивам булгаковского "Мастера и Маргариты". Точнее - целая тысяча спектаклей прошла со дня премьеры. "И это в нашей-то атеистической стране!" - воскликнул Любимов, предваряя юбилейный показ краткой речью. Запрещали, мол, мучили, а постановка все равно состоялась. Теперь и не запрещают, и не мучают, а постановка все стоит в репертуаре...
Образ воинствующего маргинала все так же дорог Юрию Петровичу Любимову. Потому, наверное, воспоминания о принятых страданиях четвертьвековой давности столь трепетно хранимы. Наш Прометей, режиссер Любимов, - часть российской театральной мифологии, ранее изустной, теперь уже многократно зафиксированной на бумаге, как одна из песней народного эпоса. Горе тем, кому достались источники только лишь литературные: время уходит, театр ветшает, режиссер сладострастно припоминает былое, будто бы и труппа, и аудитория состарились вместе с ним, будто бы за стенами театра - пустыня. На афише тысячного спектакля "Мастер и Маргарита" в столбик написано: "Роман - старый, актеры - старые, режиссер - старый, декорации - старые, музыка - старая". С должным юмором. Но без всякой иронии.
В фойе Театра на Таганке - зеркала, свечи, маленькие Пушкины вдоль лестницы, афиши далеких иноземных фестивалей; среди этой бонтонной красоты - давние, нарочито лубковые деревянные портреты Брехта, Вахтангова, Станиславского. Сиротливо как-то, со смущением поглядывают они на дивную трансформацию театрального фойе, схожего теперь разве что с холлом полулюксового отеля, убранного искусственными цветами. На сцене Театра на Таганке - давно не реставрированный занавес из "Гамлета" (по легенде, театру не давали денег на очередную крамольную постановку, поэтому пришлось пользовать сценографические элементы других спектаклей). Пыльный занавес, серый. А ведь тоже миф. Еще на сцене: труппа, куда за последние годы лишь один раз приняли молодых актеров. Пожилая труппа, усталая. В программке не отмечено даже, кто из актеров играет в спектакле с 77 года, будто нет ему ни начала, ни конца. Будто время миновало уже фойе театра, приукрасив его своими приметами, оккупировало входы в зрительный зал, но войти туда никак, никак не может.
Театр драгоценен, если только он вечен либо современен. Патетично, но справедливо: Стрелер уже умер, но "Арлекину" жить да жить, в чем все мы убедились год назад. Театр Любимова восхищал и ранил современностью своему времени, чему свидетелями были опять же его современники.
Юрий Петрович, отчего вы не зовете в труппу молодых актеров, отчего не доверяете вашу сцену молодым режиссерам? Вас вроде теснили, но отчего же вы не щедры?
Театр устал. Что спустя двадцать пять лет можно добавить к зафиксированной на бумаге песне народного эпоса именем "спектакль Любимова "Мастер и Маргарита"? Вот, сходила я в музей, теперь фантазирую: как это было? А ведь хорошо, наверное.
