Григорий Заславский
Мятущийся интеллигент Сергей Юрский.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
В Сергее Юрском – поразительное сочетание, казалось бы, несочетаемого, он – сам себе оксюморон, единство несоединимого, горячий снег: ему нравится интеллектуальная драма, а в ответ хочется не столько интеллектуального, сколько эмоционального отклика, когда о его спектаклях принимаются холодно рассуждать, это его как будто даже и обижает. Прирожденный герой-неврастеник, то есть мятущийся интеллигент, он лучше, чем его собратья-«герои», играл людей, уверенных в своей правоте, будь то непревзойденный Бендер из «Золотого теленка» Михаила Швейцера или герой Сергея Юрского из фильма «Место встречи изменить нельзя». Или Фома Опискин, которого играет в Театре имени Моссовета, или даже Жевакин из «Женитьбы», которого сыграл во МХАТе.
Юрский – из тех, о ком думать интересно. Даже неудачный или не самый удачный его спектакль дает пищу для раздумий; он умеет разбередить мысли, растолкать память.
Юрский – из одиночек. Что тому причиной? Детство ли тому виной и длительное, а может, и до сих пор не прошедшее увлечение цирком? Любовь к эстраде и поэтическим вечерам, на которые и сегодня собирается полный Зал Чайковского, чтобы послушать, как ОН читает. Как он понимает, слышит Пушкина или – совсем даже наоборот – Даниила Хармса или Игоря Вацетиса, с которым – из живых – знаком был, кажется, один Юрский. И время от времени открывает ему одному ведомые закрома и извлекает на свет очередную драматическую «провокацию» неведомого автора, наследника не нашего Ионеско и уже упомянутых наших обэриутов.
Любовь к слову привела его однажды к письменному столу, где единственным его партнером стал белый лист бумаги, перед которым Юрский честен, как перед своей совестью. Хотя и назвал одну из недавних книг «Игрою в жизнь», игры – в смысле лукавства – в ней почти не сыщешь, очень много правды, тяжелой правды. В том числе и о театре и о том театре, которому актер отдал лучшие свои годы и в котором, конечно, был счастлив. И – несчастлив тоже. Речь – о Большом драматическом театре имени Горького, о театре Товстоногова.
В Москве Юрского любили не меньше, чем в Ленинграде. Точно не меньше (не сравнить, к примеру, с Дорониной, которую, кажется, и по сию пору в Северной столице любят нежнее и преданней, чем в Первопрестольной). Но ни Тузенбаха, ни Чацкого у него здесь не было. Другие были роли. Здесь ему не мешали ставить то, что ему только заблагорассудится. И играл он где хотел: его фотография украшает стены МХТ имени Чехова, Театра имени Моссовета, «Школы современной пьесы». Жена – выдающаяся актриса Наталья Тенякова – с ним заодно: хочется ему поэкспериментировать с гоголевскими «Игроками», она готова играть «хоть» Аделаиду Ивановну, у Гоголя – всего лишь имя счастливой карточной колоды, вместе с ним отправляется на поиски русского Ионеско и не очень русского Вацетиса┘
Короче говоря, ничего из того, что пришлось ему играть в «Железном классе» по пьесе одного известного итальянского драматурга (когда-то Юрский стал первопроходцем качественной новороссийской антрепризы, а десять лет спустя – снова выступил в антрепризе, опровергая ставшее устойчивым представление о том, что ничего хорошего в отечественной антрепризе не может быть): там старики жаловались на непонимание в семье и ставших чужими детей. Свое знакомство герои Юрского и Николая Волкова начинали с «переклички»: почки? печень? предстательная железа? Оказывается, что у Бокки–Юрского катаракта. «Так ты слепой?!» – торжествовал Палья–Волков, который только что должен был совершенно поникнуть из-за этой самой вырезанной железы. «Зато у меня свои зубы, свои волосы, – не успокаивался Бокка–Юрский. – Я сплю с женщинами!»
Сам Юрский может много чем похвастаться, дав фору нынешним молодым и зрелым. Он – даже когда не прав (с чем вряд ли согласится) – из уходящего железного класса властителей дум. Тех, которые совестятся, тревожатся, которых всегда можно спросить, что он думает о прошлом и настоящем родины. Потому что он действительно думает. Это и заставляло особенно внимательно следить за тем, что он там говорит и как интонирует – при советской власти, а теперь – что же на самом деле он думает про товарища Сталина, которого накануне юбилея сыграл на сцене театра «Школа современной пьесы».
