Горе луковое

Небольшая, чтобы не сказать маленькая сцена Театра на Покровке, на первый взгляд, маловата для «Горя от ума». Действие комедии Грибоедова разворачивается в доме Фамусова, а он – управляющий, большой человек, ему одному будет трудно развернуться на таком пятачке┘ С другой стороны, заглянув в ближайшие к театру переулки, замечаешь, что сохранившиеся с тех давних времен дома не были слишком просторны, так что, тесня хозяев и гостей, постановщик спектакля Сергей Арцибашев, возможно, не сильно погрешил против истины.

Арцибашев – из тех, кого можно назвать здравомыслящим консерватором: в лучших своих спектаклях он всегда открывал какую-то домашнюю, семейную правду происходящих событий (будь то в «Трех сестрах», или – в «Месяце в деревне»). Он находил уют там, где, казалось, ему нет и не может быть места. В нарушении слаженной скромной жизни зарождалась драма, а то и трагедия.

С другой стороны, Арцибашева все чаще тянет задаваться вечными русскими вопросами и даже отвечать на них, и спектакли последних лет, правда, выпущенные не на Покровке, а в Театре имени Маяковского, – ярко свидетельствуют о том, что «скромные истории» его как художника уже не удовлетворяют.

Короче говоря, от «Горя от ума», которое Арцибашев взялся поставить к 15-летию Театра на Покровке, можно было ждать чего угодно: «один» Арцибашев мог вытащить из грибоедовской комедии семейную историю, «другой» – задаться злободневными патриотическими вопросами, кои так ярко, остро и нелицеприятно ставит в своих монологах Александр Андреич Чацкий.

Не угадал никто. Особенно, думается, разочарованы те, кто доверился предпремьерным анонсам: «С давних пор помним мы эти фамилии, вольнодумца Чацкого, глупого Скалозуба, угодливого Молчалина, чинолюбца Фамусова, помним доверчивую Софью┘ Но так ли просты все они, как едва ли не с детства привыкли мы их считать? «Театр на Покровке» в постановке Сергея Арцибашева придает этим знакомым героям новые и необычные черты».

Самое радикальное открытие коснулось бала у Фамусова: в спектакле Арцибашева домашний вечер («мы в трауре, так балу дать нельзя», – говорит у Грибоедова Софья) превращается в лихой маскарад с соответствующим вальсом, кажется, неизбежным в маскарадном контексте.

Имея в труппе братьев-близнецов (Виктор Яцук и Вадим Яцук), постановщик предсказуемо распределил между ними роли гостей Г.N. и Г.D., передающих сплетню о безумии Чацкого. Предчувствуя возможное непонимание, решительно купировал «лишнее» (и в очередном монологе Чацкого французик из Бордо вовсе не надсаживает грудь┘ Зачем? Эта деталь только отвлекает! Ведь нас предупредили, что герои и без того не просты).

В начале спектакля как будто бы брезжит некая новизна: скажем, Фамусов (Геннадий Чулков), приставая к Лизаньке, заигрывая с нею, ждет от нее, как выясняется, всего лишь танцев с голым животом, и та, стесняясь, боясь: «Ну, кто придет? Куда мы с вами?» – в итоге исполняет барскую волю. И Фамусов счастливо улыбается. А дальше – либо невнятная скороговорка у Чацкого (Евгений Булдаков), либо – узнаваемые с близкого-то расстояния билеты в Большой театр в руке у Загорецкого. А поскольку новизна обещана, то итоге то ли Загорецкого, то ли Репетилова раздевают донага, причем забава по раздеванию постановщиком поручается шести княжнам Тугоуховским.

Помнится, обнажение чиновников заменяло собою «иллюзион» немой сцены в финале «Ревизора» Арцибашева. Там в этом обнажении был смысл, здесь, прошу прощения, одна голая форма. С масленичным гуляньем в антракте – та же история.

Впечатление складывается, что не публика как будто впервые радуется каждому стиху, а актеры на премьере читают его как впервые. В итоге трудно сказать что-то определенное не только про Графиню бабушку или Графиню внучку (с ними все более или менее ясно и неинтересно), но и про Софью, которую играет молодая красавица Мария Костина.

А сказать нечто большее выйдет едва ли.